Кажется, у героев Тсубасы полно страшных тайн, не так ли? :)

[anime-x]

Название: Они ни за что не признаются, но...
Автор: Мадоши (ака Эдик-Людоедик)
Фэндом: Тсубаса
Жанр: Gen, POV (все четверо), interpretation, humor
Рейтинг: G
Пэйринг: нет, но подразумевается, конечно же!

насладиться

Он ни за что не признается в этом, но больше всего Шаорану нравится травить байки. Рассказывать. Вещать. Читать миниатюрные лекции – называйте, как хотите. Ему нравится, когда все становится легким, совершенно непонятным или понятным не более чем на одну миллионную, и оттого невыразимо притягательным. Загадка Крыльев манит к себе, племена Алой Реки из провинции Ано заводят пляски в честь Бога Дождя, руины Невигахары зажигают в ночи мерцающие огни, в невероятном калейдоскопе истории сменяют друг друга цивилизации и формационные этапы – только затем, чтобы прорасти вдруг смутно опознаваемой, но оттого не менее притягательной гармонией колеса перерождений. Невероятно хочется поделиться этим хрупким, словно бабочка, присевшая на ладонь, и могучим, словно ураган, вырывающий деревья с корнем, чувством со всем миром – и прежде всего с принцессой, чьи сияющие глаза смотрят так внимательно и радостно, наполняя его уверенностью и силой... горы бы свернул в этот момент, честное слово!! С магом, мудрый и улыбчивый взгляд которого выдает понимание, побуждает рассказывать все больше и больше. С воином, чье хмурое, молчаливое удивление услышанным необъяснимым образом порождает желание зацепить его чем-нибудь еще сильнее.
О, если бы не взгляды друзей и любимой, если бы дело было только в упоении историей – Шаоран, пожалуй, не получал бы и в половину столько удовольствия. Он знал, что это тщеславие; он ужасно стыдился этого... но совершенно не мог противиться, когда, случись вдруг тихий, спокойный вечер, принцесса нерешительно касалась его руки и, заранее счастливо жмурясь от предвкушения, просила: «Шаоран-кун, расскажи еще что-нибудь интересное, пожалуйста!» А Фай-сан согласно кивал и мягко поддерживал: «Действительно, Шаоран-кун, мне интересно, где ты еще встречал обычай, похожий на этот фестиваль у наших гостеприимных хозяев...» И даже Курогане саркастически хмыкал – но все же подсаживался поближе, не переставая полировать Сохи.
Нет, нет, решительно, просто невыносимо думать, что было бы, если бы они догадались о его слабости!

Он никогда не признался бы в этом, но больше всего Фаю нравилось прятать вещи своих спутников. Он понимал, что это недостойно, что это отдает клептоманией и фетишизмом (и наверняка многими другими словами из словаря психических отклонений, который он как-то от нечего делать пролистывал в Хансине, посадив рядом Мокону), что это стыдно, в конце концов! Но остановиться не мог...
До чего забавно было поутру, проснувшись раньше других, тайком переставить сапоги Шаорана куда-нибудь за шторину или в дальний угол, да еще бросить сверху дорожную сумку – чтобы не заметил, чтобы принял такой смешной сосредоточенный вид, пробормотал бы «память тела, память тела! Как я вчера разувался?..» и начал бы скурупулезно повторять свой путь от двери по прихожей вчерашним вечером.
Расческу Сакуры, оставленную по рассеянности на краю комода, аккуратно положить на пол, под угол ковра – пусть решит, что сама упала, когда найдет. А до тех пор наблюдать за тем, как девочка, мило растрепанная, носится по всей комнате, заглядывает во все возможные и невозможные места, не исключая кувшин с водой для умывания, подсказывать ей что-нибудь, сокрушаться вместе, предложить свою расческу, в конце концов... а потом услышать торжествующий вопль, когда искомое наконец-то найдено.
Рубашку, или там шейной платок, или, например, любимый налобник Курогане... впрочем, с Курогане сложнее. Он спит крайне чутко, к нему во сне не подберешься... Точнее, теперь уже подберешься: он, наверное, и сам не заметил, но стал подсознательно Фаю доверять. Может, когда бодрствует, и бросает на него неодобрительные взгляды, но при этом не просыпается, даже когда маг на цыпочках проходит совсем рядом с его постелью. Впрочем, прятать его вещи не так весело: он их находит почти тут же - по запаху, что ли?.. А потом сразу начинает на всех коситься и подозревать шпионов. Зато так весело, например, сбрызнуть что-нибудь из его вещей духами... о, едва-едва, тут только самый искушенный нос ощутит. И, конечно, ниндзя, в отличие от детишек, сразу же поймет, кто это сделал... точнее, будет подозревать, но даже он не сможет решить точно: было, не было?.. А не чудится ли мне?.. И вслух потому не выскажется: обвинение-то дурацкое, детское, идиотское...
Фай и сам знает, что это идиотизм чистой воды, и сделает все, чтобы никто из его спутников никогда не догадался, но удержаться свыше его сил.

Курогане скорее вырвал бы себе язык, чем признался бы, что больше всего – да, да, даже больше хорошего саке! - ему нравится смотреть на своих спутников спящими. Он всегда вызывается ночью караулить. Сперва оттого, что никому из них не доверял... теперь, скорее, потому, что начал за них боятся. Это сложно объяснить даже самому себе, но...
Маг всегда спит лицом вниз, как будто прячется. Плечи его иногда во сне подрагивают, лопатки напряженно сведены. Ему либо снятся кошмары, либо он постоянно каких-то кошмаров ждет, но приучил себя не просыпаться в холодном поту и не кричать от ужаса. Похвально. Но отчего-то смотреть на это тяжело. Впрочем, Курогане заметил, что с течением времени чародей, кажется, стал спать несколько спокойнее – особенно, когда Курогане заранее предупреждает, что будет охранять ночью. Может быть, в этом его, ниндзя, заслуга. Казалось бы, Курогане должно быть на это плевать... но ему не все равно. Совсем даже не все равно.
Девочка во сне постоянно катается, толкается, пихается – если им приходится спать вместе в одной комнате или у лесного костра, это весьма неудобно. Впрочем, никто не жалуется, а Курогане склонен жаловаться меньше всего. Она неизменно улыбается во сне – показатель наивности, которая только у детей встречаться и может. Мягкие пряди волос, упавшие на пухлые губы, дрожат от дыхания, белая кожа ушей слабо мерцает в неверном ночном свете. Ее доверчивая беззащитность ужасно злит – настолько злит, что Курогане иногда ловит себя на мысли, что готов пойти на все что угодно, лишь бы эта наивная улыбка никогда не гасла. Страшно сказать – иногда ему кажется, что он и от возвращения в Японию готов отказаться. Глупость, конечно.
Мальчишка... мальчишка спит спокойно, не двигается, как настоящий воин. Иногда, однако, он сжимает зубы, на скулах появляются желваки. Кажется, какие-то слова распирают его изнутри, он хочет сказать что-то во сне или позвать на помощь – но не говорит и не зовет. Челюсти его расслабляются, он продолжает спать дальше. Среди ночи обязательно просыпается – иногда немного раньше того времени, когда он должен сменить Курогане, иногда точно вовремя, - и, прогоняя из глаз сонную муть, требует своего права сторожить. Курогане никогда с ним не спорит. Выражение упрямого долга, читаемое без всякого труда желание в лепешку разбиться, лишь бы всем было хорошо, пробуждает внутри у Курогане необъяснимое чувство – целый ворох необъяснимых чувств, если честно. Он позволяет себе выразить это немногими путями; например, во время вахты Шаорана он всегда спит очень крепко. Крепче, чем даже в замке Ширасаки, где, что ни говори, застрахованным от внезапного предательства чувствовать себя было нельзя.

Сакура больше всего боится случайно проговориться на этот счет, но она до ужаса любит смотреть на Шаорана, Фая и Курогане, когда они все вместе – все равно, беседуют вечером после долгого дня, спорят о чем-то или просто идут рядом. «Мои мужчины», - иногда называет она их про себя и тут же внутренне краснеет: мысль все-таки не настолько смутительная, чтобы заставить ее покраснеть внешне.
Какие они все-таки замечательные! Фай-сан красив так, что не всякая женщина сравнится, и улыбка у него чудесная! Правда, Сакура предпочла бы, чтобы улыбались и глаза тоже – а то они какие-то слишком грустные все-таки... И все-таки ей хочется верить, что однажды он научится улыбаться по-настоящему – он ведь так добр! Невыразимо, солнечно добр, была бы Сакура и в самом деле котенком, она бы постоянно лежала у него на коленях и мурлыкала бы.
Курогане-сан... по-настоящему сильный и смелый, истинный воин. Как он заботится о них о всех! Как он ревностно учит Шаорана, как он переживает за него! Как сносит все насмешки Фая – хоть и злится внешне, внутри-то, наверное, понимает, что волшебник не со зла, просто он не может иначе. Жизнь у Фая-сан тяжелая была, наверное. Наверное, его папа не учил, как Сакуру, что шутка – это хорошо, но когда их много, они могут и досаждать по-настоящему. А может, Фай-сан и специально так делает: проверяет на прочность, что ли... Нет, Курогане-сан, определенно, куда более добрый и понимающий человек, чем хочет показать!
Шаоран... Шаоран... Вот Курогане-сан: какой он огромный, даже страшноватый со своим мечом, какой... потрясающий. Вот Фай-сан, такой ловкий и быстрый. А Шаоран рядом с ними совсем хуже не выглядит. Он просто... да, меньше ростом. Он такой храбрый, такой честный, такой решительный... Такой великодушный. Он так много делает для нее... Конечно, все ее друзья замечательные люди, но Шаоран – в особенности... Может быть, это плохо, что про себя Сакура называет его просто «Шаоран», без уважительного обращения?... Да, наверное, плохо... но как быть иначе, если губы сами стремятся выговорить три слога его имени?.. Три слога... они так легко соскакивают один на другой, словно когда со ступеньки на ступеньку прыгаешь...
И когда Фай, Курогане и Шаоран рядом... Сакура же отлично видит. что они по-настоящему друг друга понимают. Что им с друг другом хорошо. Что они не одиноки. Раньше все были одиноки, даже в начале путешествия. А теперь – уже не так. Нет, у Шаорана по-прежнему в глазах какая-то тень, которую она не понимает, Фай-сан по-прежнему грустен, когда думает, что никто на него не глядит, Курогане-сан до сих пор иногда начинает хандрить и раздражаться на всех почем зря, а то просто садится и молчит, глядя в стенку. Или напивается – не со всеми, а один. Глушит кувшин за кувшином, а хмель ему не идет – как был трезвый, так и остается. Но все равно... это уже не так. Это уже... что-то.
Как здорово осознавать, что они вот такие, и что вместе им лучше, чем порознь! А еще Мокона... Сакура ужасно стесняется, но почему-то ей становится немного жарко, когда она видит рядом этих трех замечательных мужчин – и симпатичного белого зверька, буквально млеющего в твердой хватке Курогане, когда воин на него что-то там орет. Ей кажется, что в этом есть нечто нескромное, но... аххх!