Драбблы с Фэндомной Битвы, level 2

[anime-x]

Название: Расстановка приоритетов
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Фэндом: Tsubasa RC
Размер: драббл, 851 слово
Пейринг/Персонажи: Курогане/Фай
Категория: преслэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Шесть месяцев сражаться в чужом мире и в чужой войне – не тот исход, к которому готовился Курогане в начале путешествия. Полузнакомый язык, почерневшие глаза мага, пропавшие дети... Он даже не думал, что именно это с новой силой возродит в нем забытое детское желание защищать.

читать

Шесть месяцев, проведенных в мире Яма, остались в памяти Курогане разрозненной мозаикой отдельных сражений и монотонностью ожидания между ними. Непроглядно черное небо без звезд и такие же абсолютно черные глаза других воинов. Когда однажды утром, спустя примерно два месяца после вступления в армию короля Яши, Курогане случайно увидел свое отражение в отполированном клинке, то чуть не выронил от неожиданности меч – потому что его собственные глаза тоже стали черными.
Еще через пару недель вязкая смолистая чернота затопила взгляд мага, без следа проглотив бирюзовую синеву, сделав выражение его глаз еще более непроницаемым, чем обычно. Он просто пожал плечами и с пустой плоской улыбкой пробормотал что-то про магию этого мира. Но видеть Фая таким – непривычным, чужим, словно таившаяся в глубинах его души темнота вдруг выплыла наружу – было странно, даже неуютно, и Курогане с досадой поймал себя на том, что старается больше не встречаться с ним взглядом.
Черное небо, черные одежды, бледные решительные лица и сияющие доспехи. И только в особые ночи черно-белую палитру окружающего мира разбавлял пронзительно-алый цвет полной луны, на фоне которой щерился острыми шпилями небесный остров.
Без перевода надоедливой манджу сложно было разобрать речь других воинов, особенно в первые дни. Их язык во многом походил на родной язык Курогане, на диалекты северного наречия, но совсем иначе ставились ударения, использовались незнакомые слова и названия. Непривычный слуху акцент позволял понимать примерно половину, и неприятно было осознавать, что с точки зрения местных жителей сам Курогане говорил с акцентом, и этот акцент явно казался им очень забавным, если судить по тому, как тайком пересмеивались за спиной чужака другие воины.
Маг только улыбался и в основном молчал. Без его неугомонной, притворно-веселой болтовни Курогане порой начинало казаться, что он живет в немом мире или что он внезапно оглох, хотя вокруг постоянно раздавались крики, отрывистые команды и лязг оружия.
Возможно, именно поэтому ему так ярко запомнился первый раз, когда он услышал из уст Фая свою родную речь.
Они готовились к очередной битве, седлали огромных драконообразных ящериц, заменявших здесь лошадей. Рептилии отличались довольно скверным характером, постоянно норовили сбросить или укусить всадников, а еще их жесткая скользкая чешуя натирала ноги даже сквозь штанины. Сам Курогане со своим скакуном поддерживал вооруженное (шпорами и когтями соответственно) перемирие.
А маг возился с огромными тварями, как с котятами. Чесал их скребком у основания рогов, полировал чешую. И однажды, когда особенно крупный черно-зеленый ящер доверчиво ткнулся ему ноздрями в ладонь, маг медленно моргнул и удивленно, с сомнением произнес:
- Я нравлюсь ему.
Его голос звучал так, словно Фай был не до конца уверен, куда девать во рту язык и как правильно произносить согласные.
А Курогане посмотрел на его другую ладонь, ласково поглаживавшую ящера по шее, и невольно вспомнил, как маг точно так же гладил по волосам пацана с принцессой или щекотал уши бестолковой манджу – и как в другой момент он тянул к ним руку и внезапно останавливал себя, словно не решаясь коснуться.
Время шло, сражения продолжались. Фай постепенно учил язык. Курогане по-прежнему избегал смотреть ему в глаза и постоянно хмурился, с неохотой признаваясь самому себе, что беспокоится о пропавших детях и даже о манджу.
Отец – ясноглазый, порывистый, насмешливый – всегда учил его, становясь во время этих уроков собранным и серьезным: главное – правильно расставить приоритеты.
Конечно, для маленького Курогане на первом месте стояло желание защищать тех, кто был ему дорог. Но пришел день – непроглядный черный день – и рядом с ним не осталось ни родных, ни близких, всех их в одночасье похитили демоны и вражеский меч с красной эмблемой в виде летучей мыши. И долгое время рядом не было людей, которых Курогане хотел бы защищать, кроме хрупкой и могущественной Томойо, его хозяйки и спасительницы, хранительницы его тайного имени.
Курогане всегда предпочитал сражаться в одиночку, даже дома, в родном мире, где Сома и другие дворцовые воины считали его грубым, безжалостным и импульсивным, неспособным работать в команде.
Он не привык к тому, что кто-то постоянно прикрывает ему спину.
Бесполезный маг, по каким-то своим странным причинам отказывавшийся использовать магию, неплохо умел обращаться с луком. Его стрелы всегда метко находили свою цель – но никого не убивали. И Курогане не нравилось задумываться над тем, что сам он тоже не наносил никому смертельных ран: постоянным эхом звучало в ушах прощальное проклятье Томойо.
Возможно, именно поэтому он не вонзил меч в сердце воину Ашуры, напавшему на Фая, а просто ударил его, отталкивая, и подставил под чужую булаву свою левую руку.
Много позже, уже в лагере, маг, непривычно серьезный без своей фальшивой улыбки, аккуратно перебинтовал предплечье Курогане и совсем тихо произнес:
- Не надо было. Руки для воина – это ведь очень важно, так?
Курогане ничего не ответил, только нахмурился и отвернулся.
Мир вокруг был черным и чуждым, где-то по краю лагеря скользила тихая тень короля Яши, а в небе вновь разгоралась алая луна.
Бросив мрачный взгляд на контрастно белый бинт повязки, Курогане молча накинул на голову Фаю свой плащ – без громоздкой меховой шубы маг мерз даже у костра – и ушел спать.
Ему снились проклятья и предназначение, и женский голос шептал про неизбежность.
Много позже, много миров, месяцев и пролитой крови – своей и чужой – спустя, Курогане уверится в однажды и навсегда сделанном выборе.
И без доли сомнения занесет лезвие меча над своим левым плечом, чтобы разрубить плоть, кость, магию и проклятья.
Руки у него целых две.
Маг – один.


Название: Яблоки и крылья
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Фэндом: Tsubasa RC
Размер: драббл, 739 слов
Пейринг/Персонажи: Шаоран, Фуджитака, Сакура
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Пре-канон. Каково истинное значение памяти?

читать

Окно больничной палаты выходило на руины – огромные, устремлявшиеся ввысь, окруженные золотым ореолом солнечного света. Когда Шаоран осторожно прикрыл за собой дверь и замер, нерешительно переминаясь на пороге, Фуджитака перевел взгляд на него и мягко улыбнулся:
- Как проходят раскопки?
Лицо приемного отца было бледным, почти сливалось цветом с простынями, под глазами залегли серые тени. Но взгляд по-прежнему оставался спокойным и ласковым, как тогда, в самый первый, дождливый и холодный, день, когда улыбчивый незнакомец предложил свой зонт продрогшему бездомному мальчишке.
Шаоран присел на край кровати и нерешительно улыбнулся в ответ, обеими руками протянув бумажный сверток:
- Вот, я принес тебе подарок! Сегодня утром приехал тот странствующий торговец с запада, к которому мы ходили в прошлом году, помнишь?
В палате сильно пахло лекарствами и чем-то сладким.
Фуджитака с интересом развернул плотную коричневую бумагу и бережно провел пальцами по истершейся от времени кожаной обложке, по тисненой надписи «Архитектурные ансамбли свободных северных племен».
- Шаоран, ты не должен тратить все свои заработанные деньги на книги, - вздохнул он, покачав головой. – Наверняка ведь ты даже не обедал сегодня?
Шаоран в ответ неопределенно пожал плечами, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом.
Фуджитака снова вздохнул и откинулся спиной на подушку:
- Страшно представить, во что превратился наш дом без моего присмотра...
- Я убираюсь каждый день! – тут же вскинулся Шаоран и смутился еще больше, наткнувшись на насмешливый взгляд приемного отца.
- Знаю, - вновь улыбнулся Фуджитака. – Просто дразню тебя.
Протянув руку к плетеной корзине на прикроватном столике, он взял крутобокое медово-желтое яблоко, потом достал небольшой карманный ножик.
- Сакура-чан заходила, навестить меня, - пояснил отец, аккуратно проводя лезвием по плотной кожуре.
Шаоран смущенно отвел взгляд. При одной мысли о принцессе – светлой, солнечной, всегда полной искренних улыбок и внутреннего сияния – ему становилось жарко и холодно одновременно.
Разумеется, Фуджитака заметил его покрасневшие щеки, но не стал больше дразнить, просто вручил ему яблоко, на боках которого красовались широко распахнутые крылья – раньше отец часто вырезал на яблоках разные символы и картинки, надеясь, что это вызовет улыбку нелюдимого ребенка.
В коридоре резко зазвенел колокольчик, сигнализируя, что час приема окончен.
Фуджитака вновь откинулся на подушку, отбросил со лба влажную от пота прядь волос и серьезно произнес:
- Спасибо за книгу. Это очень много значит для меня, - он вновь перевел взгляд за окно, на далекие руины. – Надеюсь, раскопки пройдут без проблем... Эти древние сооружения очень важны, прежний король прекрасно понимал это. Мы, археологи, - хранители памяти прежних поколений, и мы обязаны сохранить эти знания! Ведь, в конце концов, именно память делает нас теми, кто мы есть.
Шаоран сосредоточенно кивнул, потом поправил отцу одеяло и, попрощавшись, вышел из палаты. Яблоко в его ладони казалось теплым от чужих рук.
На улице было жарко и сухо. Шаоран подошел к небольшому источнику у стены больницы, падавшему в белую каменную чашу, и зачерпнул пригоршню воды, чтобы умыться. Резко выдохнул, когда внезапный холод ожег щеки, и уставился на свое подрагивающее отражение. Потом прикрыл ладонью правый глаз и закусил губу. Он не хотел привлекать внимание, поэтому не носил повязку, но порой сложно было прятать свою частичную слепоту.
У Шаорана не было воспоминаний о первых шести годах собственной жизни, не было воспоминаний о том, что случилось с его глазом.
Значило ли это, что без памяти он стал не до конца собой?
Шаоран решительно встряхнулся, разбрызгивая капли, бросил последний взгляд на окна больницы и поспешил к руинам.
Он не хотел снова оставаться один.
Гигантские каменные крылья бросали косую черную тень на пустыню. Никто не мог с точностью определить их предназначение, даже жрецы, но раскопки все равно продолжались, уже не первый год.
Засмотревшись на острый шпиль, Шаоран едва не столкнулся с кем-то. С трудом удержав равновесие, он поспешил извиниться, но осекся и покраснел:
- Принцесса!
Сакура тоже покраснела и смущенно улыбнулась, теребя в пальцах край юбки:
- Шаоран-кун! Я искала тебя...
Они присели на камень у подножия восточного крыла и несколько минут просто сидели в молчании, нерешительно косясь друг на друга. Шаоран отчаянно боролся с неловкостью, лихорадочно пытаясь отыскать тему для разговора, а потом его взгляд случайно упал на по-прежнему зажатый в ладони фрукт.
- Хотите? – неуверенно спросил он.
Было странно – предлагать принцессе ее же яблоко... но она радостно кивнула, и, кажется, от ее улыбки по песку заскакали солнечные зайчики.
Шаоран аккуратно разрезал яблоко – на пальцы брызнул липкий сладкий сок – и передал одну крылатую половину Сакуре.
Они ели в молчании, но это молчание больше не было неловким. Огромные руины бросали на них свою тень, спасая от ослепительного солнца, и воздух пах теплом и пылью.
Шаоран надеялся, что никогда не забудет этот день.