Всем привет!

[БМ]

Команда Клампа идет на ФБ! Айда с нами!

@темы: Реклама

---

Распродажа додзей

[fading_dream]

В порядке рекламы ниже ссылка на одного из известных авторов англофендома
Luleiya, которая распродает электронки старых додзей.

gumroad.com/luleiya

Купить достаточно легко по paypal. Кто не купил в свое время может догнать сейчас.

@темы: Реклама

---

[Akitosan]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Rustor]

Предлагаем вашему вниманию фест-недельку по Tsubasa: Reservoir Chronicle!

<a href="http://one-week-fest.diary.ru/p210380370.htm" target=_blank><div align="center"><img src="http://s017.radikal.ru/i407/1609/6a/08a865b9651c.png"></div></a>

Приходите читать, участвовать, приносите свои работы, мы ждём каждую

@темы: Tsubasa:RC, Реклама

---

По другую сторону.

[Not a writer]

Автор: Ваши Пошлые Мечты
Фэндом: xxxHOLiC
Основные персонажи: Кимихиро Ватануки, Шизука Доумеки, Юко Ичихара
Рейтинг: G
Жанры: Сенен-ай, POV
Размер: Мини, 5 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Ведьма всегда появляется вовремя и там, где надо.


Доумеки - гад.

Постоянно что-нибудь сделает, скажет, взглянет, да так, что просто из себя выводит. Не могу сдержаться, когда он рядом такой спокойный...

- Сегодня я опять видел твоим глазом, - говорит совершенно спокойно, сразу же отправляя в рот новый кусочек тамаго. Говорит, словно это не имеет значения, но если бы так оно и было, и вовсе бы об этом не говорил. Он стал слишком часто видеть то, что вижу я. Это связь только односторонняя. Только он видит что-то, я же остаюсь слеп в этом плане, продолжаю натыкаться на столбы и углы, но все равно видеть перед собой только ту картинку, что есть в действительности.

- А сегодня-то почему?

Мы решили, что он может видеть только то, отчего я остаюсь под впечатлением. Любые сильные эмоции заставляют его правый глаз видеть совершенно другое. Сегодня я не видел ничего, что могло бы меня удивить или поразить. Совершенно.

- Не знаю, - пожимаешь плечами, продолжая уминать еду.

- Когда? - это сильно меня заботит. Что он мог углядеть? Почему я не могу остаться с собой наедине, почему теперь я обязан смириться с тем, что всю последующую жизнь за мной кто-то будет подсматривать?

- На физкультуре.

- Ха! - вскакиваю, не в силах остановить сам себя. Теперь все ясно, все же очевидно, - Это все потому, что я превосходный игрок и смог проломить защиту такого никудышного вратаря, как ты. Я торжествовал!..

- Нет, - не обращая внимания на мои слова, словно и не беря их на свой счет, перебиваешь с совершенно неизменившимся лицом. Ты должен быть подавлен, где твоя зависть к такому превосходному мне? - Все как раз наоборот. Из-за того, что глаз неожиданно стал показывать то, что видишь ты, я и пропустил мяч. Вообще-то это был единственный раз, когда ты забил. - Снова цепляешь палочками омлет, отправляя себе в рот, уставившись на меня.

- Вот ещё. Оправдывайся, оправдывайся. Но мы-то знаем, кто из нас прав, - не желаю слушать твои слова. Наверняка ты просто выдумываешь, и плевать, что ты никогда так не делаешь.

- Ну да, конечно. Идиот, - слишком беззаботно и безразлично. Словно поддакиваешь всему, лишь бы закрыть тему. Почему ты такой отвратительный?

Доумеки - гад.


***



Несусь в магазин под проливным дождем, что начался совсем недавно. Забегаю под крыльцо, пытаясь перевести дыхание. Странно. Обычно Юко-сан тут же кричит мне какие-нибудь просьбы, выбегает Мокона... Но на деле появились лишь две головы из-за угла, почти одновременно прокричав: "Привет, Ватануки-кун".

- Где...

- Юко-сан ушла по делам!

- Ушла по делам, - поддакивают друг другу, перебивая меня, понимая с полуслова.

Расслабленно выдыхаю. Я уж приготовился снова нести вахту на кухне, придумывая что-нибудь новенькое на обед. Но все же иногда судьба бывает ко мне благосклонна.

Плетусь в ванну, снимая по дороге с себя насквозь мокрую одежду. Думаю, никто не будет против, если я немного погреюсь в теплой воде. Забираюсь в стремительно набирающуюся ванну, прикрывая глаза от удовольствия. Устраиваю голову на край бортика и расслабленно улыбаюсь. Наконец-то, день, когда меня никто не достает.

"На физкультуре. Только из-за этого и пропустил мяч" - вспоминаю сегодняшние слова этого придурка. Что за чушь? Что меня могло так поразить или удивить, когда я вел мяч к его воротам? Да ничего такого...

Мы так часто играем в футбол на физкультуре. Вид сосредоточенного Доумеки передо мной уже стал привычен. Он как всегда чуть согнет колени и немного наклонится вперед, чтобы было легче оттолкнуться от земли. Всегда такой серьезный. Может я волновался из-за того, попаду ли я в сетку или нет? Но тогда я даже и не думал о мяче. А о чем тогда я думал? Не помню. Просто смотрел на невозмутимого Доумеки. Но разве это может заставить его глаз показывать то, что вижу я?

Раздраженно выругиваюсь и сажусь в ванной - мысли о Доумеки точно не способствуют расслаблению. Снова злюсь из-за этого самоуверенного типа. Да что такое? Даже сейчас он не может оставить меня в покое!

Выбираюсь из теплой воды, обматываясь полотенцем. Нужно высушить форму... Подхожу к запотевшему зеркалу и пару раз хлопаю себя по щекам, чтобы привести в чувства. Самое последнее, о чем бы я сейчас хотел думать, - это Доумеки и его чертов глаз.

Выхожу из ванны и прошу Мару и Моро вывесить форму куда-нибудь ближе к теплу. Те наперегонки несутся вглубь магазина, что-то крича друг другу, но мне уже как-то не до этого. Взгляд цепляется за заставленный фотографиями столик. Слишком много, чтобы не заметить. Подхожу ближе, и внутри опять начинает клокотать злость. Доумеки, Доумеки, везде Доумеки. Весь столик завален карточками, фотографиями в рамках... Зачем Юко-сан столько фотографий этого кретина? Беру одну, самую крайнюю. Доумеки на ней смотрит куда-то в сторону. Интересно, как Юко-сан смогла столько нафотографировать и остаться незамеченной?

На всех карточках он почти одинаковый. Серьезный, без единой эмоции на лице. Так раздражает.

Сажусь на подушку, возле стола. Сейчас стало очень интересно разгадать замысел Юко-сан. Зачем столько фоток? Может, она хотела на чем-то подловить этого парня? Наверняка. Беру в руки каждую рамку, подолгу не задерживая их в руках. И только одна зацепила мое внимание. Доумеки улыбался. Ну, не то чтобы прямо лучезарно, но, кажется, вот это кривление губами вполне можно назвать улыбкой на его лице. Даже странно как-то. Доумеки куда-то смотрит, явно на кого-то, но в кадре он один. Слишком радостный. Со мной он всегда угрюмый и самоуверенный.

Опять злюсь. Откидываю рамку на стол слишком резко, она валит вслед за собой ещё несколько, но мне плевать. Слишком заботит, что меня он ни во что не ставит. Не уж то со мной так отвратительно скучно? Тупой Доумеки.


***



Ударившись плечом об острую вывеску, сгибаюсь пополам от нахлынувшей боли. Не заметил её. Черт. Слишком часто за последнее время вижу не то. Слишком трудно видеть одним глазом одно, а другим - совершенно иное.

- Как неуклюже...

Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с ведьмой. Юко всегда появляется там, где должна, но совершенно непонятно, как она это делает.

- Просто не заметил, - выпрямляюсь. Стряхиваю с рукава несуществующие пылинки и смотрю Юко прямо в лицо. Она как всегда что-то задумала, по глазам видно.

- Доумеки, как дела? - лучезарно улыбается, пристраиваясь рядом, когда я уже собрался уходить.

Смотрит на меня, не отрываясь, а я стараюсь сделать все возможное, чтобы не выдать, как трудно мне сейчас следить за дорогой. Чего там Ватануки такое делает?

- Как и всегда, - отвечаю коротко. Но, кажется, другого ответа она и не ожидала, расплывается в ещё более широкой улыбке.

- Я тут кое-что проверить решила, но мне нужна твоя помощь, Доумеки, - останавливается ровно у порога храма. Хоть она и может туда войти, но делать это ей совсем не обязательно.

- Что именно?

- Ты же сейчас видишь только одним глазом, да? - ехидно ухмыляется и смотрит исподлобья, словно без слов уверяет, что все знает и не стоило пытаться провести её.

- Да, и что? - не люблю отнекиваться, особенно когда это ничего не стоит. Сейчас Ватануки куда-то идет. Где-то в совершенно незнакомом для меня месте. На этот раз я вижу все слишком мутно.

- Я хочу натолкнуть Ватануки на правильные мысли. Ты же знаешь, сам он никогда не поймет, что чувствует, если ему не помочь, - улыбка пропадает с лица женщины, но взгляд так и горит предвкушением. Так часто я уже видел этот взгляд.

- Я не понимаю, - пришло время насторожиться. Если Юко что-то задумала, то все обязательно пойдет так, как она захотела. Потому что она знает, как все будет.

- Конечно понимаешь, Доумеки. Разве тебе не интересно узнать, почему ты видишь глазом Ватануки даже тогда, когда он не пугается сверхъестественных существ и даже не злится на кого-нибудь.

В голове тут же проплыли воспоминания сегодняшнего дня. Увидеть себя же было достаточно странным, именно поэтому на какое-то время я потерял понятие, где нахожусь... Урок физкультуры.

Слишком часто вижу глазами Ватануки.

- И что это должно значить?

От недавно прошедшего дождя в воздухе витает запах сырой земли и мокрого асфальта. Небо до сих пор серое, наверняка, готовится ко второму незапланированному на сегодняшний день дождю.

- А ты смотри внимательней.

Правый глаз стал показывать четче. Слишком резко изменилась картинка. Я... нет, мои фотографии. Ими усыпан стол. Правый глаз почти затмевает реальную обстановку. Словно, закрой я левый, и окажусь в той оббитой дорогими тканями комнате.

Что это?

Ватануки держит одну фотографию в руках, проводит по ней пальцем, словно раздумывая, а затем бросает ту на стол, из-за чего по стеклу рамки проходит паутина трещин. Смотрит, не отрываясь.

Слишком отчетливо все видно, слишком ярко. Если бы не звуки снова полившего дождя, я бы подумал, что вижу это собственными глазами. Но нет, это видит Ватануки. А я лишь словно выкрадываю некоторые моменты. Но сейчас это слишком затянулось, слишком долго... Почему я вижу это?..

- Когда Ватануки подвержен сильным чувствам, ты видишь то, что видит он. Ты все ещё ничего не понял? - Юко-сан сверлит меня взглядом. Только сейчас понимаю, что закрыл левый глаз, полностью отдавшись действиям Ватануки.

Ведьма серьезна, не часто увидишь её такой. Но я понял...

- Он просто злится. Он часто бесится, - пожимаю плечами.

Юко расплывается в улыбке. Да, она видит меня насквозь.

- Если было бы так, дорогой Доумеки, думаю, тебе навсегда пришлось бы залепить свой правый глаз, - смеется.

Она права, все-то она понимает. Ватануки слишком часто раздражается по пустякам, и я ещё ни разу не видел то, что видит он в такие минуты. Потому что это не злость.

- Думаю, тебе стоит зайти в храм, а то заболеешь, - лукавый взгляд снова, словно рентгеном, пробегается по мне, заставляя хмуриться, но все-таки подчиняться. Потому что она права. - До встречи, Доумеки. Спасибо за помощь, - разворачивается и медленно, не спеша идет в сторону своего магазина. Ей дождь ни по чем.

Захожу во внутрь, чувствуя, как мурашки пробегаются по спине из-за резкой перемены температуры. Внутри дома очень тепло. Разуваюсь и прохожу в комнату, опять натыкаясь на угол. Кажется, я набью на этой руке неплохой синяк.

Переодеваюсь в теплое кимоно и сажусь на подушку, прикрывая глаза...

Это слишком трудно. Начинает болеть голова из-за того, что вижу две картинки одновременно. Что там с тобой творится, Ватануки?

Распахиваю правый глаз и вижу, как тонкая рука тянется к поврежденной рамке. Поднимает ту снова на уровень лица. Увидеть, как тонкие пальцы быстро вытаскивают неповрежденную фотографию, я не ожидал. Ватануки иногда поступает совершенно на себя не похоже, словно в его теле два разных человека...

Взгляд подмечает, как фотографию сминают вчетверо и прячут, как раз тогда, когда в поле зрения появляется Юко. Ведьма всегда появляется вовремя и там, где надо. Смотрит на Ватануки, но кажется, словно на меня. Машет рукой и подмигивает.

Да, ведьма всегда все знает...

@темы: xxxHolic, Doumeki\Watanuki, G

---

[[Kayomi]]

Название: без названия (рабочее - "50 предложений")
Автор:  [Kayomi]
Бета: нет
Фандом: xxxHOLiC
Пейринг/Персонажи: Доумеки/Ватануки, упоминается Доумеки/Кохане
Тип: слеш, гет
Рейтинг: PG
Дисклеймер: Все принадлежит CLAMP, я лишь балуюсь на досуге
Авторские примечания: ООС, юст, глубокий пост-канон местами, ангст и смерть некоторых героев; написано для сообщества 1sentence, оно же  Scolopendra

#01 – Кольцо
У Ватануки много странных колец, вычурных, с секретами и своими историями, но лишь одно он никогда не снимает на ночь: то, что принес ему Доумеки на день его совершеннолетия — оно простое и больше похоже на обручальное.

#02 – Герой
После всех их «приключений», Ватануки все еще отказывается называть Доумеки «героем», потому что это будет больше похоже на признание в любви.

#03 – Память
Доумеки помнит о многом, но он не знает, помнит ли о том же Ватануки…

#04 – Коробка
У Ватануки есть «Коробочка Храбрости» — он открывает ее всякий раз, когда ему нужны силы, чтобы жить дальше.

#05 – Бег
Бегать быстро всегда означало для Ватануки шанс выжить, ведь он как-то цеплялся за свою жизнь; когда Юко ушла, он остановился, однако Доумеки продолжает толкать его вперед.

#06 – Ураган
Ватануки смотрит прогноз погоды и думает о том, что у кого-то хватило смелости разозлить Амевараши; потом он улыбается и вспоминает, что и сам когда-то ее разозлил.

#07 – Крылья
Он видит эти ужасные крылья всего раз — миры просто раскалываются на части и умирают в одно мгновение, а после этого он занимает ее место.

#08 – Холод
Ватануки достает большие коричневые варежки из Хранилища и улыбается: когда-то Доумеки отдал их ему перед рождеством, у него тогда ужасно замерзли пальцы.

#09 – Красный
Доумеки останавливается рядом с Кохане, смотрящей на красное кимоно с золотыми камелиями на подоле и рукавах, она тихо улыбается ему: «У Ватануки скоро день рождения».

#10 – Напиток
Кохане приносит Доумеки пиалу с чем-то, что напоминает сакэ, на вытянутых руках и робко улыбается, в ее глазах понимание и страх; Доумеки не знает, зачем нужен этот ритуал, но пьет (Ватануки обязан их потом простить).

#11 – Полночь
Самые страшные духи всегда приходили после полуночи: они садились в углу комнаты и смотрели, сейчас же по углам стоят свечи.

#12 – Искушение
Для Доумеки Ватануки всегда будет искушением: запретный плод в саду удовольствий.

#13 – Пейзаж
Ватануки смотрит на алеющее небо и думает о том, что ему никогда не надоест этот пейзаж за забором.

#14 – Музыка
Мару и Моро любят напевать «Кагоме-Кагоме», когда убираются в Хранилище; в такие моменты ему кажется, что за спиной стоит кто-то, кого можно назвать «отцом».

#15 – Шёлк
Доумеки никогда не нравился шелк, но он не мог не смотреть на Ватануки, одетого в шелковые кимоно и призывно растекшегося по софе, — это было выше его сил.

#16 – Крышка
Каждый раз, закрывая за собой дверь в Магазинчик, у Доумеки было ощущение, что он закрывает крышку гроба.

#17 – Обещание
Доумеки дал Юко обещание — иногда ему начинало казаться, что только это и связывает его до сих пор с Ватануки.

#18 – Сон
Доумеки видит во сне дедушку и Ватануки: они разговаривают под сенью огромной сакуры и выглядят очень далекими и одинокими, в какой-то момент ему кажется, что Ватануки тоже умер.

#19 – Свеча
Кохане расставляет свечи по дому и говорит что-то о духах, которые обязательно заглянут вечером, их детям; Доумеки же думает лишь о том, что с Ватануки бы духов было больше.

#20 – Талант
Ватануки отмечает один талант в Доумеки среди прочих: Доумеки всегда ему улыбается глазами, а не лицом.

#21 – Молчание
Ватануки всегда было неловко молчать в присутствии людей, но с годами он научился ценить тишину.

#22 – Путешествие
Каждый раз, когда Доумеки возвращается домой из командировок, он приносит Ватануки сувениры и частичку своих путешествий.

#23 – Пламя
Огонь всегда пугал духов, Ватануки прекрасно это помнит, поэтому заставляет Мару и Моро разжигать пламя костра во дворе сильнее, в гостях у него сегодня замерзшие боги.

#24 – Сила
Доумеки всегда восхищался Ватануки: хрупкий, тощий, вечно одинокий и немного лохматый — Ватануки продолжал смеяться, что бы в его жизни ни происходило.

#25 – Маска
Каждый чертов день, стоя перед выходом из дома у зеркала, Ватануки повторял себе: «Ты нормальный», — и улыбался.

#26 – Лёд
Доумеки, находясь рядом с Ватануки, иногда чувствует себя так, словно его ведут по тонкому льду с завязанными глазами и руками над самым глубоким местом реки: не то что бы он боялся захлебнуться, просто ему казалось, что он не успеет спасти Ватануки.

#27 – Падение
Доумеки упал с крыши храма всего раз (и то в сугроб), но навсегда запомнил это чувство беспомощности и ожидание удара; он понимал Ватануки больше, чем тот хотел бы.

#28 – Забытый
Когда из памяти одноклассников уходит Ватануки и появляются слухи о «Хозяине Магазинчика Желаний», у Доумеки горчит во рту.

#29 – Танец
Ватануки никогда не хотел учиться танцевать, но пришедшая гейша могла заплатить только так.

#30 – Тело
Спустя годы и десятилетия, Ватануки ненавидит свое тело, хрупкое и слишком юное, он завидует постаревшему Доумеки и Кохане, он завидует мертвой Химавари.

#31 – Святой
Ватануки искренне считает Доумеки святым, ведь тот терпит все его выкрутасы столько лет молча (но Ватануки никогда не скажет об этом Доумеки, пусть мучается и дальше)!

#32 – Прощание
Вместо появления на похоронах любимой женщины он звонит в ее дом и выражает свое сочувствие и сожаление, делится своей утратой с мужчиной, который его понимает; когда Доумеки приносит немного ее праха в Магазинчик, он, наконец, прощается с ней, как и положено.

#33 – Ладонь
Доумеки теперь может спокойно переплетать их пальцы по вечерам и греть всегда холодную ладонь Ватануки, ведь теперь это сложно назвать изменой жене; Кохане, рассказывает как-то Ватануки, смеется над ними во сне, говоря, что они глупые мальчишки.

#34 – Формальный
Быть формальным — это то немногое, что позволяет Доумеки не делать глупостей по отношению к Ватануки: не трогать, не целовать, не пожирать взглядом, но продолжать любить и желать.

#35 – Лихорадка
Кохане делится как-то вечером за бутылочкой отменного вина, что в лихорадке Доумеки всегда зовет Ватануки и что ей жалко, что Ватануки не может прийти.

#36 – Смех
Доумеки редко смеется, так что Ватануки каждый раз замирает и слушает с наслаждением его смех.

#37 – Ложь
Кохане и Доумеки лгут детям каждый раз, когда говорят, что любят друг друга.

#38 – Вечность
Ватануки не нужна была вечность, он просто хотел жить как все.

#39 – Ошеломление
Ватануки думал, что мир снова рухнет, но нет, Доумеки всего лишь улыбался после их первого поцелуя.

#40 – Шёпот
«Ты только мой», — шепчет ему на ухо Доумеки каждый раз, когда они обнимаются, Ватануки лишь согласно кивает, он не может говорить в такие моменты.

#41 – Ожидание
Дни у Ватануки проходят в ожидании либо от клиента к клиенту, либо когда снова приедет Доумеки или заглянет Кохане; иногда Ватануки ждет Химавари и радуется, когда она не приходит.

#42 – Разговор
— Если я умру, — говорит Доумеки, — то ты сделаешь все, чтобы продолжать жить.

#43 – Поиск
Он уезжает каждый раз в командировки лишь потому, что может найти ответ на вопрос, как использовать яйцо.

#44 – Надежда
Надежда — это то, что заставляет его оставаться не человеком в прямом смысле этого понятия.

#45 – Затмение
Лунное затмение напоминает ему о желании Юко: тогда было так же тихо и почти темно.

#46 – Важный
— Это самый важный человек в нашей с мамой жизни, — от этих слов у Ватануки бегут мурашки по спине, но он лишь раскуривает трубку на софе в ответ на недоверчивый взгляд шестнадцатилетнего Харуки (Мокона под взглядом Доумеки понимающе запахивает на коленях Ватануки кимоно).

#47 – Шоссе
— Мне иногда кажется, что я иду по шоссе, — делится Ватануки, вытянувшись на веранде, — но все вокруг как в тумане, особенно твоя ладонь в моей.

#48 – Неизвестный
Ватануки не любит неизвестных гостей, нежданных, но почему-то этот человек — Клоу Рид — вызывает у него смутное чувство ностальгии.

#49 – Замок
Мару и Моро строят замок из песка на заднем дворе, Ватануки кажется, будто все оставшееся у него время — это замок из ничего.

#50 – Вдох
— Дыши, — говорит ему Доумеки, держа в объятиях после очередного кошмара. — Просто продолжай дышать.

@темы: Джен, xxxHolic, Яой, Doumeki\Watanuki, Other character, PG

---

По праву ожидания. Глава 18 и последняя

[Мадоши]

Выкладывать или нет последнюю главу спустя 7 лет (а написана она была тогда же, в 2008-м), когда один из соавторов все еще не одобряет ее, а сам фанфик, скорее всего, давно канул в лету, — решение сложное. Но я придерживаюсь мнения, что у любой истории должен быть конец.

Первая глава

Название: По праву ожидания
Автор: Мадоши (edik_lyudoedik) при участии Squalicorax (S-Sa) и Кали Лейтаг
Канон: TRC
Длина: 44 тыс. слов (всего)
Пейринг: Курогане/Фай, оригинальные персонажи
Рейтинг: NC-17 за все
Жанр: эпик, драма, романс, детектив
Описание: много лет спустя после событий манги Фай и Курогане возвращаются в Целес...
Примечание: написана задолго до конца манги, поэтому все сплошь АУ и домыслы.


Этот оказался неплох. Один из десяти лучших мечников Цереали. Группу порекомендовал генерал Джей Мишвари — исполняющий обязанности главы Второй Квинты. Парни землю носом рыли, лишь бы показать себя во всей красе. Курогане понятия не имел, что там про него сочинили, но народ за право спарринга, кажется, уже турниры устраивал.
Три вздоха, шесть шагов по лакированным доскам. Один удар. Только так еще можно жить. Внутри привычно темно и тихо.
Здесь шершавый камень, в Нихоне были лакированные доски.
Готов.
С кархатли было иначе — хмель и боль, стеклянная кромка смерти. Теперь опьянение ушло, наступила ночь и стало гораздо холоднее.
— Как вы это сделали? — парень удивленно смотрел на собственный меч, отлетевший по камням, будто клинок его предал.
— Подбери, — Курогане показал на оружие подбородком. — Становись. Вы все тоже смотрите Не на меч, а на...
Занавеска, прикрывающая вход в тренировочный зал, шлепнула об косяк, и в пещеру, придерживая шапку, влетел молодой воин со значками курьера. Прямо в лицо ему ударил луч мощного прожектора, и парень сморщился, прикрывая лицо рукой. Голимая магия, еще и фонят. Курогане велел расставить несколько таких ламп, чтоб слепили. Полезно.
— В чем дело, сержант? — бросил мечник.
Тот проморгался и выпалил на одном дыхании:
— ГосподинКуроганееговеличествопросятвашегоприсутствияубарьеранемедлен-но!
— Понятно, — Курогане вложил меч в ножны. — Все свободны на сегодня.
Развернулся, чтобы выйти, — но был остановлен окликом этого самого, многообещающего:
— Господин Курогане, шубу забыли!
И впрямь, забыл.
Метель стихла, луна еще не взошла. Хорошая погода — если не считать мороза, по местному обычаю тут же задубившего все открытые участки кожи. Снег светился призрачно, бледно — хрен поймешь, что это там: снег или белая скала. Ни шагу без призраков.
Курогане думал раньше: меньше, чем за двадцать тонов, от южного входа во дворец до барьера добраться нельзя. Сейчас вышло быстрее, хотя он не бежал — берег дыхание.
Последний раз мечник тут был еще в самом начале, когда помогал устанавливать оцепление. И тогда не подходил к барьеру близко.
Теперь несколько бойцов из королевской охраны отсалютовали ему — и еще одна девчонка из оцепления поздоровалась. Правильно, знакомы. А вот Вирана здороваться не стал. Вынырнул из-за обледенелого навала щебня — обломки разгребли, но убирать совсем не стали, просто собрали в кучи, — и с ходу сказал:
— Барьер сейчас спадет.
— Его нужно будет сразу же доставить во дворец, — напомнил Курогане.
— В любом случае, — кивнул Вирана. — Я открою портал... Да твою!..
Барьер исчез внезапно, не успел он закончить ругательство. Ни шума, ни вспышки, ни постепенного угасания магических знаков: просто стала вместо купола беспорядочная груда валунов и щебенки, кое-как скрепленная островками льда.
Курогане подался вперед, но Вирана удержал его за плечо.
— Стоять, — рявкнул он — в манере старого сёгуна. — Ты как собрался камни раскидывать — руками?
Наверное, на лице это и было написано. Вирана покачал головой:
— Полтона подожди.
С обеих рук короля в воздух рванулись ленты заклинаний, обвивая завал. Еще секунда — и камни взлетели в воздух. Кто-то из магов оцепления восхищенно втянул воздух — они понимали, чего стоит проделать такую работу.
— Ашти, Шува, поможете Курогане, — коротко, сберегая дыхание приказал Вирана. — Быстро. Потом уроню на место.
От края барьера до его центра не более пары десятков шагов.
Расстояние — мираж.
Если бы мечник задумался, он бы решил, что висящие в воздухе камни создавали иллюзию кошмара; он не думал. Он искал мага.
Он искал.
На мертвом базальте, где снег испарили чередой боевых заклятий. Скрупулезно и механически обшаривая глазами каждый клочок земли. Разделяя пространство на зоны, поочередно осматривая каждую, и не видя ничего. Он должен быть здесь... Размозженный труп? Обледенелый, смерзшийся до гранитной твердости?.. Части тела, разнесенные взрывом?
Или?..
Нельзя надеяться. Нельзя сдаваться.
Понемногу пропадали все звуки, кроме шороха собственных шагов — то ли оттого, что замерли неясно размытые фигуры других, бродивших тут же, среди обломков, то ли просто. Просто.
Еще посмотреть за той скалой…
Ничего.
Курогане сам не знал, сколько раз он обошел завал, блуждая между поднятыми камнями, разыскивая хоть что-нибудь. Клок, обрывок, капли крови в перемолотом вместе с горой снеге. Тщетно.
Теперь вернуться — камни сейчас упадут, это он помнил. Снова преодолеть иллюзию расстояния. Обвести взглядом толпу других, сгрудившихся у границы исчезнувшего барьера. Среди них — смутно знакомый, с ежиком коротких светлых волос, с неуловимо узнаваемыми чертами… А. Король. Сын мага.
Ему. Сказать.
— Его там нет.
Король выдохнул. Взмахнул перчаткой, стирая заклинание из воздуха. Звука упавших камней Курогане не услышал, но почувствовал дрожь земли.
— Где он? — очень спокойно спросил Курогане, делая шаг навстречу.
— Курогане…
— Он не мог пропасть бесследно, — мечник не спрашивал. Утверждал.
— Мог, — король тянул слова, сомневаясь. — Боюсь, что мог… если большой выброс энергии… Могло тело испарить вместе с костями. Просто я раньше не учитывал такой вариант. Экзотика, видишь ли.
Курогане молчал.
Вирана набрал воздуха — и ввыдохнул резко, со свистом. По облаку пара от его дыхания скользнул синий свет магического огонька над плечом одного из магов.
— Стоять! — хриплым шепотом неуместно произнес король. И — медленно, делая паузы, выплетая узор невыносимого размышления — куда там четырнадцати поворотам крыльев: — Возможно… Его вдобавок… могло выкинуть. Или он сам мог уйти. Чтобы освободиться от власти Крыльев. Это тоже выход. Я и подумать не мог раньше... Но это выход.
— Куда — уйти? — спокойный голос, спокойные, отрывистые слова, сквозь архитектуру малозначащих самих по себе фраз просвечивает профессиональная ледяная ненависть. Так можно обсуждать штурм крепости или казнь изменников.
— Туда, откуда вы пришли, — голос короля больше не обволакивал и не чаровал. Он говорил только то, что знал, и максимально по делу, вкладывая слова-стрелы в мишень чужого безумия. — Безопасное для него место. Ваша страна, например. Сува, да?
— Япония. Сува — это мое княжество.
— Хорошее название, — одобрил король. — Короткое… Фай мог попробовать вывернуться из-под Крыльев... уйти в другой мир. Вполне могло получиться… был шанс, что Крылья его потеряют.
— Это точно?
Вирана выдержал его взгляд, только сильно побледнел. Закусил губу. Спросил:
— Выбирай. Что тебе больше нравится. Погиб — или ушел?
Здесь король рисковал. Играл даже не огнем — пламенем преисподней со всеми демонами.
Курогане разжал кулаки и на секунду опустил голову, прикрыв глаза в попытке рассеять внимание из той единственной точки, где скрещивались их взгляды.
В черноте за веками кружились редкие снежные хлопья — почему-то кроваво красные.
— Отправь меня в Японию, — вытолкнул он наконец наждаком из горла.
— Нет, — покачал головой король.
Мечник смотрел на него с тем же нечитаемым выражением глаз.
— А ты не сваришься там у вас в этой шубе? — усмехнулся Вирана пересохшим горлом, оборвав паузу точно на призраке кошмара. — Переодеться не помешает.
...Одежда, в которой Курогане пришел сюда два с лишним месяца назад, пахла сушеными листьями нертеры — этой травой здесь перекладывали вещи от плесени. Неожиданно сильно чувствовался холод. Плохо. Совсем разболтался, размяк с этими их мехами.
Дрожью шестого чувства — их голоса. Все, что можно и стоит разбирать здесь, в копошении множества посторонних аур. Слишком много посторонних мыслей, посторонних слов.
— …Нет. Не убедительно, — таким обыденным деловитым тоном король обычно разговаривал с подчиненными.
Слепая что-то ответила, Курогане ее не услышал: общаясь с королем, девчонка всегда еле двигала губами.
— Я запрещаю тебе, — а вот это уже серьезно. Таким голосом отказываются от царства. Короткая фраза — холод опасности по коридору. Курогане кишками ощутил, как высоко над Цереали развернулись льдисто-голубые полотнища Крыльев.
Все равно. Ему уже на это плевать.
— Не ошибись, Амрита, — а это уже совсем тихо, не расслышать с десяти шагов.
Курогане переступил порог.
— Ты точен, — теперь говорил не король — Крылья. В глазах и голосе.
Курогане только кивнул.
— Возьми, — мечник легко прогнал далекое, почти исчезающее желание погрузиться в голос короля, как в воду, и заснуть. Это тоже уже неважно. — Сувенир.
Вирана протянул воину флоуритовый кристалл на серебряной цепочке; вроде бы тот же самый, который кинул Амрите тогда, на крыше в Цереали.
— Это... по большому счету, средство связи. Если Фая там нет, я смогу вернуть тебя сюда. Поищешь в других... мирах.
— Что надо делать с этой штукой?
— Просто сожмешь в кулаке и пожелаешь связаться со мной. Кристалл рассчитан на слабых магов.
Курогане бросил короткий взгляд на Амриту.
— Понял, — он хищно усмехнулся, почти как всегда. — Давай.
Вирана искоса глянул на мечника, чуть вскинул голову и картинно щелкнул пальцами. С их кончиков скользнули ленты синего пламени. Свились в кокон — но не вокруг Курогане, а рядом — и лопнули, оставляя прореху в пространстве, окаймленную ободом изломанных знаков.
— Красиво, да? — с чуть наигранной гордостью поинтересовался король.
В вымороженную комнату рванулся непривычно теплый для Цереры воздух — вместе с тяжелой, едкой гарью. Вирана шагнул к проходу, но Курогане отстранил его плечом и переступил порог. Для Вираны широкоплечий силуэт князя Сувы заслонил все то, что ему привиделось в проходе. Для Курогане король, едва оставшись позади, перестал быть видимым вовсе.
— Он здесь. Спасибо за помощь, сын мага.
Кристалл сверкнул, перелетая через очерченную синевой границу, чтобы рыбкой скользнуть в машинально подставленные руки Вираны.
Прежде чем король успел закончить экспрессивное восклицание, проем захлопнулся.

…Курогане стоял на выжженной равнине. Прямо перед ним, смутно видное сквозь дым, утопало в черных клочкастых тучах оранжевое, непристойно распухшее солнце. Языки пламени от догоравших развалин на вершине холма не могли сравниться с ним в яркости.
В провинции Хиругаши — лотосы императорских прудов, в княжестве Бидзен — водопады Иру-но-Мори, но в Суве красивее всего закаты…
Твари он снес башку с полумаха: она не заметила его, увлеченная трапезой. Шипастая пучеглазая голова, все еще сжимавшая в челюстях кусок человеческой плоти, откатилась в сторону, туловище рухнуло в другую, окатив сожженную землю фонтаном кисло пахнущей темной крови.
Других чудовищ поблизости не было, хотя Курогане чувствовал их ауры где-то неподалеку.
Бросив меч в ножны — до времени — он шагнул к добыче твари, ничком лежащей на земле. Светлые волосы спутаны... края черной ленты, перехватывающей слипшиеся от грязи и крови пряди, обожжены.
Курогане взял мага за плечо и перевернул на спину. Равнодушно скользнул взглядом по спокойному лицу… по правой половине лица. Левая была выедена до кости. Хотел проверить пульс, но не сразу сообразил, где. Левое запястье превратилось к кровавую кашу с торчащими белыми обломками, правое просто отсутствовало вместе с рукой до локтя. Да, иначе бы оружие не отобрали. Ничего… у него, помнится, как-то обе ноги отросли. Очухается.
Пальцы деловито скользнули по шее — кожа казалась холодной, как всегда, когда маг голоден. Пульс не прощупывался. Ничего. Значит, он спит. Нужно оттащить в безопасное место, дождаться, пока поправится, и врезать как следует. За все хорошее.
Безопасное место…
Хоннорюу разрушен. Значит, Сува разрушена тоже. И — он знал повадки чудовищ — никого не осталось в живых. Совсем никого. Князь Сувы пал в первых рядах, защищая свою землю, ибо так должен поступать князь. Но это не имеет значения — мертвые могут воевать не хуже живых. Даже лучше.
Правда, маг?
Курогане осторожно, стараясь не потревожить, подхватил волшебника на руки, пристроил на сгибе локтя… на левой руке. Так, чтобы уложить его голову себе на плечо. Если иначе, кровь прильет к голове. Это вредно, он так говорил.
Размашистым шагом Курогане зашагал к холму.
Чудовища перехватили его на полпути. Небольшая стайка — особей десять. Молодежь с голубыми пластинами на бугристых лбах. Огнем пока дышать не могут, но бегают быстрее взрослых.
Чудовища хищно поводили мордами, реагируя на лакомый запах. Опоздали к первой дележке, теперь им осталось только пожирать трупы, до которых старшие товарищи не добрались.
Курогане рассмеялся, вступая в схватку.
Этих он прошел быстро. Хоть с одной свободной рукой, хоть с закрытыми глазами. Следующих тоже. А потом, на подступах к холму, встретился со взрослыми — и стало гораздо интереснее. Каждый вдох — как раскаленный штырь в горло, глаза горели от дыма. Ничто не имело значения, кроме танца над пропастью, кроме легкой, почти невесомой тяжести на правом плече. Он шел, торжествующе хохоча и оставляя позади груды дымящейся плоти.
Потом их стало слишком много. Положить мага на землю было невозможно, но рук не хватало.
Воин остановился всего на долю секунды, перевести дух и утереть заливающую глаза кровь, — как тут же маг несильно толкнул его кулаком в плечо.
— Береги дыхание, любезный мой князь, — фыркнул он откуда-то сзади. — Может показаться, что ты устал.
— Заткнись, чертов… — дыхания закончить фразу уже не хватило, потому что немедленно пришлось отбивать атаку монстров. Твари перегруппировались и теперь прижимали его к развалинам, методично окружая холм. Спина прикрыта — это хорошо. Черная кровь заливала его с головой, мешаясь с собственной.
Все было замечательно. Маг спал у него на плече и нужно было защищать его сон; маг дрался рядом, и уцелевший колокольчик на древке раздолбайски звенели, бросая вызов заходящему солнцу.
Осклабившись, Курогане вонзил меч в брюхо очередному монстру, понял, что выдернуть уже не успевает и, разворачиваясь…
…встретился взглядом с глазами мага. Спокойными и улыбающимися.

…за узким окном клубился туман. В начале Долгого Дня, когда облака спускаются вниз с горных пиков, туманные квинтеты в Церере не редкость. В это время идет мягкий снег, который здесь называют «задумчивым».
Комнату сквозь единственное окно заполнял тусклый сероватый свет, и в нем Курогане не сразу разобрал — да, волшебник, вот он, по-свойски присел на край постели. Почти сливается со шкурой снежного барса на стене напротив. Во что одет, не разобрать — не то в церерский камзол, не то в сувскую юката. Улыбается, и, как обычно, хрен его знает, чему.
Курогане сел на кровати и встряхнул головой, выгоняя последние сна, казавшегося живее яви. Намеченные на сегодня дела — прием по случаю юбилея королевской свадьбы, демаркация новой границы, переговоры с господами союзниками по Трехстороннему Альянсу — истаяли еще раньше, незаметными клочками, призраком памяти. Осталось главное.
Маг здесь — значит, барьер снят.
Дождавшись, пока Курогане проморгается, его посетитель легко поднялся с постели.
— Пойдем, Куро-сама, — сказал волшебник.
Курогане послушно ухватился за протянутую ладонь, рывком поднимаясь.
— Пойдем, — согласился он.

***
Белые крылья тянут к югу, синеву плетут на пять лучей, не видно глазу, не слышно сердцу, тишина под снегом. На всю страну братец сон растянул, ворожит — думает, хорошо сделал?… думаете, те мертвы, которых убили?..
Страшно спать под снегом.
Досмотри сон до конца — не проснешься. Сон закружит, унесет, за собой уведет. Где явь, потом не понять, что потеряно, не вернуть.
Холодно спать под снегом.
Все мертвые с нами, все живые далеко.

***

Прямо перед ним, смутно видное сквозь дым, утопало в черных клочкастых тучах оранжевое, непристойно распухшее солнце. Языки пламени от догоравших развалин на вершине холма не могли сравниться с ним в яркости.
В провинции Хиругаши — лотосы императорских прудов, в княжестве Бидзен — водопады Иру-но-Мори, в Суве красивее всего закаты…
В косяк постучали, и смутно знакомый голос произнес:
— Курогане, я вхожу. Король вызывает.
— Мишвари, никаких тренировок твоим ребятам. Дел по горло, — отрезал Курогане, еще толком не проснувшись.
Исполняющий обязанности главы Второй Квинты генерал Джей Мишвари приподнял бровь.
— Ну и допек же я тебя, если это первое, о чем ты думаешь при встрече! Его Величество вызывает прислал гонца, говорю же. Барьер вот-вот падет.
…Метель стихла, луна еще не взошла. Тумана нет, от снега светло. Вздумай кто напасть — ничто не помешает.
Они добрались быстро. Салюты королевской охраны — его уже знают тут.
— Его нужно будет сразу же доставить во дворец, — хмуро сказал Курогане.
— В любом случае, — кивнул Вирана...
Расстояние — мираж, иллюзия. От края купола до его центра — пара десятков шагов, не больше.
Чертов ублюдок валялся на снегу в самом сердце бывшего завала; камней над ним в воздухе не висело.
Курогане оказался рядом с ним раньше двух других, хотя позднее не помнил, как. Он вообще плохо помнил все остальное — словно отрезало. Главное — он берет мага за плечо и переворачивает, и тело поддается. Тело не закостеневшее. Кожа не серая и не синяя, нормального цвета, если не считать снежной бледности. Лицо такое худое, что кажется ненастоящим; под закрытыми глазами тени. На кончиках волос — иней.
Воин быстро снял перчатку, отбросив в сторону, и коснулся его губ. Дыхания не чувствовалось, кожа теплая. Курогане подхватил мага на руки и торопливо понес обратно, по своим следам. Встреченные на пути парни из Второй Квинты шарахнулись в сторону.
А Вирана уже открывал ход. С такими глазами — пожалуй, еще куда приведет.
— Давай во дворец! — рявкнул Курогане.
— Он что жив? — пораженно воскликнул кто-то.
— Конечно, жив! — огрызнулся воин и зло выругался на смеси японского и церерского, бестрепетно шагая в портал.
Как ни странно, Вирана не подвел.


Его поместили в одной из комнат во дворце, рядом с лазаретом: правый коридор от входа, потом вторая развилка направо, двести шагов, пятый поворот....
Мага положили на топчан, раздели, укутали в теплое и обложили грелками. Курогане наблюдал за всей этой возней, встав у двери: таким образом, чтобы видеть и коридор, и комнату. Лекари совещались; кто-то заявил, что пациент едва ли жив — магия в ауре только остаточная, как у мертвеца. Кто-то возразил, что он едва ли мертв — разве вы не видите, коллеги?.. Кто-то с нервным смешком предположил «скорее жив, чем мертв», но на него шикнули. Курогане не сказал ничего. Один из лекарей, постарше, заявил, что все равно надо подпитать силы больного, иначе любая магия бесполезна, и взял со стола плошку с молоком... Курогане решительно отстранил его.
Подошел к топчану.
Говорят, иногда люди не могут очнуться от такого крепкого сна. Волшебник пролежал там около двух месяцев.
Надрез на правом запястье не болел совершенно — как будто чужая плоть. Поднести руку к губам спящего — спящего, всех вас...! — мага. Разжать ему зубы.
Показалось — или губы волшебника шевельнулись? Веки дрогнули.
У него не хватило сил схватить руку Курогане, пришлось поддержать под голову. Волшебник пил жадно, глаза блеснули золотом.
— Хватит, — Курогане убрал руку, и в первый полутон... тьфу ты, секунду! маг рефлекторно дернулся следом. — Плохо будет.
— Куро-сама... — волшебник широко улыбнулся, даже не пытаясь облизываться; подбородок его был залит кровью.
Курогане откинул верхнее, самое толстое покрывало, и принялся деловито ощупывать тело волшебника: плечи, ребра, руки, таз, бедра, ноги...
— Что ты... — начал было маг, однако Курогане уже закончил.
— Ты в порядке, — кивнул он.
Накинул одеяло обратно и, развернувшись на носках, стремительно вышел из комнаты, не обращая внимания на пораженные, даже испуганные взгляды лекарей.
Фай приподнялся на постели и посмотрел ему вслед.
— Как долго я не присутствовал? — спросил он, осторожно вытирая подбородок. Пристально поглядел на свою руку, испачканную алым, и аккуратно слизнул кровь с пальцев
— Около двух месяцев, — ответил Вирана, подходя ближе. — Мы тебя заждались, учитель Фай.
— Да уж. Теперь я понимаю, почему Куро-сама так... интересно отреагировал, — Фай быстро оглядел комнату. — Зима?
Король кивнул.
— Где Пуриша?
Вирана сделал нетерпеливый жест, отпуская медиков. Один из них сунулся что-то возразить, но кто-то из коллег постарше утянул его в коридор.
Король и маг остались одни в темной комнате. В круг света от магических лампад над постелью попадали только кисти Вираны — но маг глядел в темноту так, как будто он видел лицо своего собеседника.
— Пуриша погиб. Тогда же, когда все это случилось. Ты не помнишь?
В глазах Фая мелькнула горечь.
— Очень смутно. Только не говори мне, что это я...
— Нет, нет! — Вирана крутнул головой, присаживаясь рядом с Фаем. — Это не ты. Но ты, конечно, должен знать... правда, я надеюсь, мы отложим этот разговор на потом. Мне очень интересно, что у вас с Крыльями произошло и как ты от них освободился.
Фай чуть улыбнулся.
— А я не совсем освободился. Я просто сказал, что им придется подождать. Они согласились — все равно не было выхода.
Король отвел глаза. Видно, не знал, как на эти слова реагировать. А потом потянулся и взял со столика фарфоровую чашку — чтобы сунуть ее Фаю.
— Выпей молока. Если хочешь, я пойду поищу Курогане. Или пошлю кого.
— Ладно, буду хорошим мальчиком и выпью, — Фай осторожно сделал глоток, помолчал, катая теплую жидкость во рту. Проглотил. — Вкусная… настойка, — сказал маг, приподняв брови. — Надеюсь, ты никому больше такой не предлагали?
И подчеркнуто спокойно допил чашку до конца.
Вирана переменился в лице.
— Я должен идти, — быстро сказал он. — Там...
— Стой, — Фай поймал его запястье. — Теперь твоя очередь быть хорошим мальчиком. Сначала прикажи принести мне теплую одежду и воды для умывания.

Было тихо; так тихо, что можно услышать, как потрескивают от мороза скалы. С тихим звоном на далеких перевалах сходили лавины и лед стягивал все плотнее и плотнее в своих смирительных объятиях горные реки. Снег мерцал зеленым под луной.
Курогане сидел на камне чуть в стороне от отверстия в скале. Это был один из черных ходов во дворец, но вел он не наружу комплекса, а всего лишь на маленькую скальную площадку, которая обрывалась в засыпанную снегом, равномерно белую пропасть. Здесь маги ступени А и ниже, те, кто ранга не имели, иногда тренировались в выстрелах на дальность.
После недавней бури никто еще сюда не приходил, поэтому от темного отверстия в скале до одиноко стоящего камня тянулась всего одна цепочка следов. И валялась перерубленная пополам стрела. Мощная такая, бронебойная. Оперенье без маркировки.
Фай улыбнулся, увидев это. Он подошел осторожно, стараясь наступать в те же следы. Остановился позади Курогане.
— Все-таки лунный свет на снегу невероятно красив, не так ли?.. — произнес он светским тоном.
И тут же чуть не отшатнулся назад — Курогане вскочил, Фай лишь на мгновение увидел его страшную гримасу, — и, обернувшись к магу, порывисто и очень крепко обнял его, спрятал лицо в складках мехового капюшона.
— Куро-сама... — произнес Фай с легким, ласковым удивлением. — Куро-сама, эй, ты чего?.. Все в порядке, послушай, все уже в порядке... Все, я никуда не денусь, ну видишь, я стою тут и не исчезаю?.. если ты плачешь, мне придется срочно уничтожить Цереру снова... прекрати, тебе же потом стыдно будет... слушай, ты молодец, ты когда меня позвал, я хоть понял, что ты жив... а то до этого...
Фай ерошил его волосы и нес еще что-то насчет лунного снега и того, как прекрасна ночь в Церере, и как хорошо, что у них выдалась возможность на нее посмотреть... Курогане же просто стоял, вцепившись в Фая и ни на миг не ослабляя свою хватку.
В конце концов замолчал и маг. Так они замерли на белом снегу у черного камня, похожего на жертвенник.
А потом Фай сказал — или подумал — «Пошли».
И Курогане с ним согласился.

...Они целовались, упав на кровать обнаженными — судорожными, рваными поцелуями, вцепляясь друг в друга до боли. Этому идиоту магу, конечно, пришлось хуже, чем он пытался показать — черт, да одно то, как он дрожал... как не столько ласкал, сколько пытался исступленно прижаться, как не издавал ни звука, даже если Курогане сжимал его до треска в костях...
Курогане прижал его к груди, зарылся лицом между его плечом и шеей, задвигался... сперва быстро, потом плавно... правой рукой провел по его плечу, по боку, по бедру, по животу... стиснул член... маг напрягся, выдыхая... Ну, теперь еще раз...
Вдруг волшебник как будто обмяк, расслабился — и Курогане тут же сам как провалился в черную яму. Отрубился.
...Они завершили несколькими часами позже, проснувшись так же одновременно, как заснули. Мерными, плавными движениями, осторожными поцелуями... неторопливыми ласками... когда оба кончили, Фай развернулся к Курогане, а тот крепко обхватил мага за талию, пристроил голову у него на груди, и они заснули снова.
Потом Фай проснулся первым и долго, не двигаясь, ждал пробуждения воина, глядя широко распахнутыми глазами в черноту спальни.

— Значит, вот оно как... — медленно и раздумчиво произнес Фай, глядя на свои руки. — Стало быть, она пришла к нему... Знаешь, никогда не был силен в иллюзиях. Говорят, они как раз хорошо даются женщинам.
Вирана молчал. Выглядел он очень, очень спокойным — будто человек, принявший какое-то важное решение.
— Ты рассказал об этом Амрите?
— Она не захотела знать, — король покачал головой. — Я не стал бы посвящать ее в детали... в каком именно облике она приходила к Пурише... но она не стала слушать вообще. Кстати, Курогане сказал мне, будто ты, когда очнулся, просил его передать нам, что убийца — Руми. Как ты догадался?
— Я полный идиот и мне нет прощения, — вздохнул Фай. — Нужно было догадаться раньше. Ведь сам сказал: инфантильного склада женщина, мощная магичка... правда, я не стал бы подозревать, что Руми обладает такой сильной магией... Меня подвело сентиментальное отношение к юным девушкам.
— Она оказалась внучатой племянницей Мирки, — кивнул Вирана. — Тот самый след с незаконнорожденной сестрой. Эта сестра была бабушкой Амриты и Руми. Мирка, оказывается, всегда исподволь опекал эту семью. Они потеряли связь во время Исхода, потом Руми опять на него вышла и попросила учить магии. После срыва покушения во время принятия каравана она сообразила, что проверка обязательно выведет на нее. Поскольку по ее плану нападение на Цереали и Тиннере должно было произойти вот-вот, со дня на день, она пожертвовала собственным дедом. Ты этого не знал, выходит?
— Нет, — грустно улыбнулся Фай. — Так глубоко я не копал. У меня и сил не было... — он на мгновение кинул взгляд на Курогане, который, прислонившись к стене, молчаливой темной тенью стоял у карты мира. — Но когда Крылья заявили на меня свои права, у меня перед глазами очень ярко прошли события последних дней. И я вспомнил узор на шубе Руми... когда я увидел его в последний раз — она еще тогда дала Амрите амулет — солнце светило очень ярко, поэтому я не заметил сходства. Да и не думал об этом. А потом сообразил. Узор на ее шубе повторял узор, который был выложен на полу из внутренностей Мирки. Она так поиздевалась над нами. Оставила подсказку.
— Это еще не самое худшее из того, что она сделала, — кивнул Вирана. — Мертвым-то уже все равно.
Фай молча склонил голову, соглашаясь.
Мертвым уже все равно. Живым — хуже.
Они замолчали.
— Фай... — заговорил Вирана. Свет лампы играл в коротком ежике его серебристых волос, делая их почти рыжими. Фай невольно припомнил Кшатру — он ведь был такой же мальчишка, чуть только Вираны постарше — и почему-то на мгновение испугался за бывшего ученика. — Я очень не хотел тебе говорить, но промолчать будет нечестно. Но, прежде чем я скажу... запомни: тебе не следует себя ни в чем винить. И я в первую очередь тебя ни в чем не виню.
— Говори, — мягко улыбнулся Фай. — Полагаю, ты все равно не прольешь свет на точное количество убийств в Цереали и численность уничтоженного кархайского гарнизона.
— Так ты знаешь? — Вирана облизнул губы, но быстро подавил панику в глазах.
Фай снова посмотрел на Курогане.
— Знаю, — он улыбнулся еще ласковей. — Я разве тебе еще не говорил, что вампиры умеют читать мысли? Иногда.
— Значит, ты знаешь и о том, что я хочу тебе сказать? — ответная улыбка Вираны вышла несколько напряженной.
— Думаю, что знаю, — ответил Фай невозмутимо. — Но ты все-таки скажи.
— Моей матерью была Шакти, — произнес Вирана. — Моя... бывшая сестра. Она умерла, когда мне было шесть циклов, но все же успела многое рассказать. Она всегда говорила только хорошее. Я не желал бы лучшего отца.
— Спасибо, что сказал, — произнес Фай очень серьезно. — Я тоже не желал бы лучшего сына.
— Несмотря на?..
— Кто я такой, чтобы судить?
— Знаешь... — начал король. И замолчал. И улыбнулся — как будто чуть беспомощно.
Фай только кивнул.
И как-то сразу они поняли, что им, в общем-то, не о чем больше говорить. По крайней мере, не сейчас. Потому что все самое главное сказано, и прочее покажется уже совершенно лишним.
Курогане, качнувшись от стены, подошел к Фаю и слегка коснулся его плеча — пошли, мол.
— С твоего позволения, — Фай легко поднялся. — Я хотел сегодня поговорить с магами по поводу архивов Мирки и записей Руми. Как я понимаю, ты ими лично еще не занимался?
— Нет, — согласился Вирана. — У меня пока не было на это времени. Желаю удачи.
Курогане переступил порог вторым и, прежде чем выйти из комнаты, он оглянулся на короля и коротко кивнул.
Вирана кивнул в ответ.
— Пойдем поверху? — предложил Фай, когда они шагали по коридору. — Бури все равно нет.
Курогане не ответил ничего.
На улице было холоднее, чем еще недавно, когда буря только кончилась. В небесах тихо, убаюкивающе колыхалось северное сияние — роскошь фиолетовых и лиловых полотнищ бросало отблески на темно-голубой снег. Впрочем, здесь небо изрядно заслоняли скалы.
— Потрясающе! — воскликнул Фай. — Куро-сама, мы просто обязаны взглянуть на это поближе!
В несколько прыжков он вскарабкался по уступам на небольшую скалу, проскочил по тропинке, виляющей между нависшими валунами — и они оказались в проулке возле одной из террас Цереали, ибо Курогане следовал за магом.
— Здесь раньше был скверик, — сказал Фай, оглядываясь. — Я помню. Кажется, тут проводились соревнования по снежным скульптурам среди подростков. Никогда не участвовал, но пару раз приходил посмотреть.
Курогане схватил его за локоть.
— Уйдем сейчас, — сказал он глухо.
Фай несколько секунд пристально смотрел на него.
— Хорошо, — согласился маг. — Подходящее место, чтобы уйти не прощаясь, не так ли?
И вскинул руку.
Церерская магия вспыхнула, превращая побитые изморозью скалы в карнавальные подмостки.
Курогане прищурился. Ему показалось, что кто-то еще машет ему рукой с белой скалы — то ли смуглая девочка в вышитой шубе, то ли...
Бледный светловолосый мальчишка, на губах которого — ни следа улыбки.
— Рано или поздно, — шевельнулись губы мальчишки. — Рано или поздно он все равно вернется. Живи счастливо, воин.

@темы: Fay, Kurogane, Tsubasa:RC, Kurogane\Fay, NC-17, R

---

Фанфик: Желание

[Kanrissa]

Название: Желание
Автор: Kanrissa
Фэндом: Seiden RG Veda
Пэйринг: Тайшаку-тен/Ашура-О
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Философия
Об авторских правах и обязанностях: все моё

Тайшаку-тен влюблялся раз в жизни, и именно эта любовь стала его путеводной звездой, она окрасила его жизнь в красный: цвет крови и цвет страсти. Как жаль, что последнего было так мало, а первого так бесконечно много.


За всю свою жизнь Тайшаку-тен признавался в любви лишь однажды, один единственный раз, непривычно дрожащим голосом, едва сдерживая рыдания и боль. Тот день и ту ночь мужчина помнил отчетливее всего, и иногда, когда у него кончались силы, он позволял себе мысль: «Почему за свою любовь я так много плачу?». И все же он не сдавался, продолжая по трупам идти к исполнению своего обещания.


Иногда были такие вечера, в которые под прекрасную музыку Кендаппы-О Тайшаку-тен уносился мыслями на триста лет назад, в то время, когда всё еще было мирно и Ашура-О, живой и восхитительный, гулял по дворцу в окружении настойчивых поклонников. Музыкантша в такие моменты удивленно вглядывалась в умиротворенное и почти нежное лицо своего господина. И у нее в голове возникал один и тот же вопрос: «За что борется этот человек?».


А в это время Тайшаку-тен готовился выйти из-за колонны и на секунду разглядеть в всегда спокойных глазах Ашуры-О искорки удивления. Но потом он снова спокойно (и как-то тоскливо, по мнению Бога Грома) улыбнулся и спросил, как у него дела, давно ли он вернулся из похода. А Тайшаку-тен стоял, что-то довольно нахально отвечая, и одновременно с этим восхищался черными, сияющими волосами, бледной, мраморной кожей, а заостренные ушки казались мужчине безумно трогательными, и он часто ловил себя на желании поцеловать их кончики и посмотреть на реакцию Бога Войны. Но вот Ашура-О медленно проплыл мимо, и мужчина успел лишь слегка коснуться пряди его волос. Это призрачное прикосновение преследовало мужчину несколько дней.


Подобных встреч в памяти у Тайшаку-тена сохранилось великое множество, и никогда он не набирался достаточной смелости, чтобы позволить себе сделать что-то более открытое. И этот нелепый мальчишка – Бог Грома Тайшаку-тен, гроза демонов, людей и богов, почти сравнявшийся по силе с Ашурой-О! Но рядом с этим человеком тело отказывало служить своему хозяину, а в голове у мужчины оставался только его возлюбленный.


В подобных мыслях Тайшаку-тен забывал о том, где он находится и что в комнате он не один. Кендаппа-О уже давно закончила играть и спокойно ждала, когда ее господин вернется из мира грез.
- Ты свободна, - проговорил мужчина и вздохнул, откидываясь поудобнее на спинку дивана, вглядываясь в пасмурное небо. Такое же небо было и в тот день…


Тайшаку-тена что-то тянуло именно к залу предсказательницы Куё. Он не знал, что должен там найти, он не нуждался в предсказаниях. И все же по какой-то причине ему казалось, что это необходимо – пойти туда, пройти между колоннами и идти до определенного момент.


Что-то внутри подсказывало ему, что встреча с Ашурой-О была написана в книге его судьбы. Бог Войны выглядел таким потерянным, совсем как ребенок, и его вопрос лишь подтвердил догадки Тайшаку-тена:


- Как ты считаешь, судьбу можно изменить?


И Тайшаку-тен не мог ответить иначе:


- Чтобы получить то, чего я хочу, я даже звезды заставлю сойти со своих орбит.


Мужчина был счастлив, увидев облегченную улыбку на лице Ашуры-О. А когда тот попросил одолжить ему силу, Тайшаку-тен осознал, что это последний шнас, что скоро колесо судьбы завертиться с дикой скоростью, не жалея никого. Так почему же, отвечая на вопрос об оплате его силы, мужчина чувствовал, как все его тело жгло огнем, а сердце болело?


- Одолжив силу, я получу то, чего желаю?


- Чего же ты желаешь?


- ...Тебя, - и пальцы, наконец, смогли зарыться в великолепные, черные волосы, чувствуя их мягкость, нежность и, неожиданно, холод.


Когда Тайшаку-тен держал возлюбленного в объятьях, видел, как искажается от страсти вечно спокойное и грустное лицо Ашуры-О, слушал его красивый голос, перемежающийся со стонами удовольствия, именно тогда мужчина был счастлив. Единственный раз в своей жизни. Видимо, именно за эту ночь он и расплачивается по сей день.


И хотя та ночь была самой счастливой, в ней также осталось и много боли. Когда все закончилось и Ашура-О сидел, расслабленный и вновь спокойный, на постели, одетый в шелковый халат, расшитый золотом по красному, специально приготовленном Тайшаку-теном для Бога Войны, тогда начался болезненный этап, в который мужчина давал самое главное в жизни обещание. Он шептал слова клятвы в остроконечное ухо и смог-таки дотянуться губами до подрагивающего кончика. Ашура-О вздрогнул и отвел взгляд:


- Спасибо, Тайшаку-т.. – Бог Войны не успел закончить благодарность за обещание, его губы накрыла чужая ладонь. Ашура-О прикрыл глаза и поправился:


- Спасибо, Тайшаку, - а потом улыбнулся, и эта улыбка так резанула по истерзанному сердцу мужчины, что он опустил голову на плечо Ашуре-О. Эта улыбка, эта нежность, эта интонация, с которой Бог Войны произнес его имя – все это скоро исчезнет. Навсегда. И только в полной мере осознав это, Тайшаку-тен испугался до такой степени, что, не выдержав, зашептал слова любви, совсем как мальчишка, хотя рядом с Ашурой-О он и становился всего лишь влюбленным мальчишкой, который хотел, чтобы его любили в ответ. Но та ночь была всем, что мог дать ему Бог Войны.


Когда они сражались насмерть, мужчина не плакал только лишь потому, что спокойная сила Ашуры-О иссушала его слезы, он-то был уверен в своем решении, хотя, конечно, основная боль и основные сложности ложились на плечи Тайшаку-тена. И стоила ли та ночь подобных жертв?


Клинок Бога Грома прошел прямо сквозь сердце, а фраза, слетевшая с губ Ашуры-О заставила мужчину взвыть от отчаяния:


- Теперь… я весь твой.


И когда он пожирал тело возлюбленного, вбирая в себя его силу, даже боль от раскрывающегося на лбу третьего глаза не могла сравниться с сердечной и душевной болью Тайшаку-тена. С того момента тело Ашуры-О и вправду навеки стало принадлежать ему, но этого ли он хотел?


Тайшаку-тен, выходя из мира воспоминаний, покачал головой. Неважно, чего желал он сам, важно лишь обещание, данное единственному любимому и дорогому человеку. Сейчас он хотел лишь исполнить желание Ашуры-О.


Кто-то когда-нибудь спросит , стоила ли та ночь стольких людских жизней. Могли ли те чувства окупить боль хотя бы самого Тайшаку-тена. Стоила ли та любовь перенесенных мучений? Любой бы ответил «нет, ведь Ашура-О, возможно, даже не любил Тайшаку-тена, так с чего лить столько крови?».


А вот сам Тайшаку-тен ответил бы, что за ту ночь и за эту любовь он готов терпеть еще больше боли и тоски, готов убить еще больше людей, готов сразиться с самой судьбой и готов умереть сам. Просто в доказательство того, что любовь была, и что Ашура-О когда-нибудь сможет стать единым с ним и своей душой.


Большего он и не просит.

@темы: Яой, RG Veda, Other character, Yasya-ou, R

---

[Kanrissa]

Автор: Kanrissa
Название фанфика: "Чего ты хочешь, Субару?".
Фендом: Вавилон-Токио
Пейринг: Сейсиро/Субару
Рейтинг: R
Об авторских правах и обязанностях: все мое.

Когда раздался звонок, дверь раскрылась фактически мгновенно. Словно хозяин квартиры только и ждал этого звонка. На пороге стоял смущенный паренек, в черном костюме с красной водолазкой под ним, красными же носками и красной широкой лентой на плоской шляпе. В руках он теребил подарочный пакет:

- Добрый день, Сейширо-сан. Хокуто не смогла прийти, ее вызвала к себе бабушка.

- Субару-кун, я рад, что ты пришел, проходи же, что ты стоишь на пороге, - Сейширо приятно улыбнулся и жестом пригласил гостя в квартиру. Парень замешкался, кивнул и, наконец, позволил закрыть дверь позади себя. Субару быстро скинул обувь и прошел вглубь квартиры, опустив голову и явно нервничая. Когда Сакурадзука прошел вслед за ним, юноша развернулся, смущенно улыбнулся и передал ему пакет:

- С днем рождения, Сейширо-сан.

Мужчина удивился и растерянно принял подарок.

- Помните, мы проходили тест… на совместимость, тогда вы сказали, что ваше день рождение 1 апреля, вот я и…

- А, ты об этом, - Сейсиро рассмеялся и запустил пальцы в волосы. – Просто я не привык праздновать день рождение, вот и удивился. Спасибо, - мужчина обнял Субару, буквально через ткань почувствовав, как тот покраснел. Но неожиданно, он не стал отбиваться или упираться в его грудь руками, стараясь увеличить расстояние между ними, а наоборот обнял в ответ. Сакурадзука удивился, хотя внешне это никак не показал.

- Субару-кун, я как раз приготовил ужин, хочешь поесть со мной?

Это была еще одна проверка. Обычно без сестры белый оммъёджи старался не оставаться надолго в его доме, Сейсиро мог объяснить это инстинктом или же его стеснительностью. Но второе доказывало, что все же чувства у Субару к мужчине были.

- Если можно, - юноша опустил глаза и присел за кухонный столик. – Наверное стоит купить торт! Я сейчас сбегаю! – все же не выдержал Субару, но перед тем, как юноша выбежал из пространства кухни, Сейсиро схватил того за руку и притянул к себе в объятья.

- Не убегай, Субару-кун, у меня есть конфеты, так что торт – это не обязательно, - мужчина улыбался и незаметно провел носом по слегка отросшим темным волосам. От юноши буквально пахло невинностью, молоком и, как ни странно, силой. Сакурадзука хорошо ее чувствовал, особенно, находясь так близко.

Субару замер, как птичка в силках, казалось, он даже не дышал. Сейсиро тоже не спешил что-либо делать, он выжидал. Он практически слышал, как копошатся мысли в голове у Сумэраги, как юноша решается на что-то.

- Сейсиро-сан, - тихо начал подросток, и мужчина даже вздрогнул, таким он еще ни разу не слышал голос Субару, казалось, он сейчас расплачется, но также Сакурадзука понимал, что ни одной слезы не выкатиться из больших, зеленых глаз, - скажите, а я вам правда нравлюсь, или это просто дурачество?

- Что за вопросы, Субару-кун, - быстро ответил мужчина, по-прежнему улыбаясь, хотя внутри он пытался найти объяснения подобному поведению своего подопечного. – Конечно, я тебя очень люблю.

Юноша извернулся в руках Сейсиро и взглянул тому прямо в глаза. Взгляд у Субару был такой, словно он отчаянно пытался поверить в слова мужчины, но что-то мешало ему.

- Правда?

«Маленький, глупый глава клана», - думал про себя Сейсиро и умиленно улыбался, почти так, как улыбался бы, не нося маску доброго и отзывчивого ветеринара.

- Конечно.

- У меня чувство, вот здесь, - юноша показал себе на грудь, - что совсем скоро что-то закончится. Что-то важное. Сейсиро-сан, вы же не оставите м.. нас. Мою сестру и меня.

А Сейсиро почти удивился, он почти подумал, что Субару впервые в жизни забеспокоился о собственном благополучии. Но, когда он в таком состоянии, с ним намного интереснее играть.

- Субару, - мужчина специально не использовал никаких суффиксов, - чего ты хочешь?

Юноша, вопреки обыкновению, не покраснел от такого прямого взгляда и такого маленького расстояния, он продолжал смотреть этими своими невыносимо печальными глазами и ничего не отвечал. После минуты молчания, Субару прикрыл глаза и очень медленно, словно боясь спугнуть или причинить боль (чего бы он в жизни не смог бы сделать), обнял мужчину, прижимаясь щекой к широкой груди. Хорошо, что парень давно снял с себя шляпу и оставил ее на диване, иначе сейчас было бы не очень удобно.

- Субару?

- Мне приснился сон, - Субару сжимал в руках мягкую, домашнюю рубашку Сейсиро и смотрел застывшим взглядом куда-то в сторону. – Долго было темно, холодно. А потом страшно, я осознавал, что потерял что-то очень мне дорогое. А потом… потом я увидел вас, Сейсиро-сан, вы уходили, и я никак не мог вас догнать, как бы не пытался. Мои ноги оплетали гибкие ветви, мешая мне бежать. И я рвал их и рвал, и рвал, но они бесконечно цеплялись за меня. И я… так и не смог…

Сейсиро успокаивающе гладил юношу по волосам, впервые он не знал, что сказать. Все словно пошло вдруг не по плану.

- Сейсиро-сан, - сухие, но какие-то больные посмотрели на мужчину, - вы покинете меня?

- Все мы когда-нибудь покидаем дорогих нам людей. В конце концов, смерть всегда идет под руку с человеком, именно она нам ближе всех.

- Тогда я хочу быть еще ближе, чем она, - в сердцах воскликнул Субару, и глаза его ожили, заблестели. – Хокуто сказала сегодня перед отъездом, что я должен жить, по-настоящему жить! Я хочу…хочу…

- Чего ты хочешь, скажи же мне, Субару, - мужчина улыбался.

- Хочу… быть с вами. Всегда-всегда, и не важно, какую цену мне придется заплатить, - и когда эти слова сорвались с его губ, до него дошло их значение. Субару широко распахнул глаза и прикрыл рот ладонью.

- Значит, - Сакурадзука крепко ухватил юношу за запястье, - ты хочешь быть счастливым?

Субару отчаянно замотал головой, словно ему запрещено было даже думать об этом.

- Нет! – а потом, немного помолчав, твердо добавил. – Я хочу, чтобы вы были счастливы, тогда и я буду.

Сейсиро улыбнулся, сощурившись.

- Значит, ты сделаешь все, чтобы мне было хорошо?

В голове у мужчины постепенно складывалась идея еще одной проверки, он просто хотел посмотреть на реакцию. А также хотел отчасти показать свое истинное лицо.

- Вы чего-то хотите? – почти с надеждой во взгляде спросил Субару.

Совершенно не изменив своей доброй улыбке, Сейсиро просто ответил:

- Тебя.

Удивительно, но Субару так ему и не отказал. Даже когда Сейсиро привел юношу в спальню, тот лишь шумно вздохнул, покраснел и вздрогнул. Мужчина посадил Субару на кровать, а сам встал рядом, начиная медленно расстегивать пуговицу за пуговицей, и зеленые глаза внимательно, почти завороженно следили за тем, как прозрачные пуговки одна за другой исчезают из петлицы и появляются на другой стороне рубашки. Когда же этот предмет гардероба соскользнул с плеч Сейсиро, взгляд Субару метнулся вверх, на лицо мужчины, и щеки юноши загорелись румянцем. И все же он до сих пор не пытался сбежать.

Сейсиро опустился перед юношей на колени, и Сумэраги стал несколько возвышаться над мужчиной. Воспользовавшись этим, подросток протянул свои тонкие ладони, все еще облаченные в перчатки, и снял с Сакурадзуки очки. И какая-то часть обаяния сразу же ушла, возможно, в этих очках было заложено заклинание, искажающее действительность, но теперь выражение лица у мужчины из доброго превратилось в издевающееся. Но Субару не испугало даже это.

- Раздевайся, Субару-кун, - мужчина улыбнулся еще фальшивее, чем раньше. Тем не менее, дрожащими руками юноша стал расстегивать пуговку за пуговкой, снимая с себя пиджак, а потом, поколебавшись несколько секунд, медленно стянул с себя водолазку. Субару был худой, но не тощий, с трогательно выпирающими ключицами. Красные перчатки почти пошло выделялись на фоне бледного тела.

- Ну же, до конца, - и Сейсиро продолжал смотреть на то, как все же покрасневший юноша нервно расстегивает ремень на брюках, пуговицу и как совсем уж неловким и отчаянным движением он стягивает их вниз. В храме его приучили не носить нижнее белье, оно и не нужно, если одеваешь обрядовую одежду. И теперь на фоне всего тела оставались два красных пятна: пошлые перчатки и трогательные короткие носочки. А также пунцовели бледные щеки, а глаза блестели, казалось бы, укоризной. Юноша пытался сжаться, уйти от пристального взгляда, который хотел раздеть его еще больше, до мяса, до костей, до самой души.

Сейсиро согнул одну из тонких ног в колене и поцеловал участок кожи над кромкой носочка. Одним медленным движением он стянул его со ступни Субару. То же произошло и со второй ногой юноши. Сейсиро знал, что перчатки не получится снять никак, так что не стал пытаться.

- Ложись, - голос мужчины оставался приятным и мягким, но холодок все равно сквозил, словно в окне все же образовалась трещинка. – Давай же, - и Субару лег на спину, зажмурившись, спина коснулась холодного одеяла, да и лежать вот так, слишком открыто, безумно смущало паренька.

Сейсиро поднялся с колен и открыл один из ящичков прикроватной тумбочки. Он достал оттуда очень длинную шелковую ленту. Субару широко раскрытыми глазами наблюдал за действиями мужчины. Тот спокойно присел на постель рядом с юношей и, отрывая от ленты голыми руками по более короткому лоскуту, буквально отдирал от груди Субару его руки и привязывал их к столбикам на углах кровати. Раньше они ему не нравились, а сейчас вот пригодились. Когда руки были надежно зафиксированы, мужчина взглянул в глаза юноше и вновь улыбнулся:

- Ты ведь не боишься темноты, Субару-кун?

И завязал ему глаза. Юноша даже не пытался крутить головой, он, словно все еще прекрасно видя сквозь плотную ткань, медленно поворачивал голову в зависимости от того, где в данный момент находился Сейсиро. Вскоре кровать у изножья прогнулась под весом Сакурадзукомори, и ноги Субару были раздвинуты в разные стороны, отчего Субару покраснел еще больше издал какой-то странный, мяукающий звук. Сейсиро устроился между ног у юноши и провел холодными руками по подтянутому животу, быстро вздымающейся груди, плечам, рукам и, таким образом поднимаясь вверх и нависая над Субару, он прошептал тому прямо в губы:

- Хокуто-чан же говорила, что мне не стоит доверять во всем, ведь так?

Субару инстинктивно, по зову сердца подался вперед, пытаясь поймать дыхание Сейсиро, но тот отстранился раньше.

- Говорила же?

Субару растерянно кивнул, и мужчина резко подтянул того за бедра к себе ближе. От этого шелк на запястьях натянулся и стянул кожу слишком сильно. Но юноша даже не поморщился.

- Тебе стоило ей поверить, - Сейсиро полил пальцы маслом, но подготовить Субару он решил не ради него, просто если этого не сделать, то самому мужчине будет намного сложнее. Когда влажные пальцы прошлись по ложбинке между ягодиц, юноша вздрогнул всем телом и попытался свети ноги, но колени встретили препятствие в виде тела Сейсиро. Паника захватывала разум Субару, его затрясло, но потом он, видимо, что-то понял сам для себя и расслабился.

- Тебе не страшно, Субару-кун?

Мужчина ввел сразу два пальца, но сопротивление чувствовал только первые несколько секунд. Субару молчал. Три, четыре пальца, и юноша выгибался от боли, мычал сквозь плотно сомкнутые губы, но все еще не просил о пощаде. Его руки, наверняка посинели под перчатками, но Сейсиро не мог этого видеть, хотя прекрасно знал. На тонких запястьях выступила кровь, и белый шелк постепенно превращался в красный.

Сейсиро целовал острые коленки, выступающие тазовые косточки, а потом мог резко укусить, так что Субару вздрагивал и замирал на какое-то время. Мужчине было недостаточно двух меток на теле своей «жертвы» - надо было оставить больше.

Когда Сейсиро спокойно вошел в Субару, безжалостно разрывая негибкие мышцы, которые, естественно, не успели растянуться достаточно, юноша не заплакал, он раскрыл рот в беззвучном крике, но так и не закричал. Тонкие струйки крови потекли по белым ягодицам, падая на светло-коричневое покрывало. Сейсиро наблюдал за лицом юноши, как оно искажалось от боли. Он все ждал того момента, когда из-под шелка потекут прозрачные слезы.

- Мой любимый Субару-кун, - шептал мужчина, медленно входя и выходя из тела юноши, пытая его. Субару прижимался ногами к бокам Сейсиро и сжимался внутри от боли, но разорванные мышцы не могли остановить движения внутри.

Внутри Сейсиро нарастало то странное чувство, появляющееся перед каждым убийством. Голос в голове сначала тихо-тихо, а потом все громче приказывал ему: «Убей». Руки без руководства хозяина поползли по дрожащему телу вверх до самой шеи и сжались на ней. В то же время мужчина ускорил темп толчков, вбиваясь в податливое тело, как дикое животное. В глазах же появился тот лед, что всегда жил там, потому что еще никому не удавалось растопить его.

Руки сжимались все сильнее, а Субару, казалось, откидывал голову еще дальше, чтобы открыть больший доступ к шее. Бледность его лица постепенно сменялась страшной синевой. И даже тогда он не заплакал. Сейсиро усилием воли разжал пальцы, но перед этим, Субару так сжался вокруг него в агонии, что заставил мужчину кончить.

- Субару, мой дорогой Субару, неужели, ты до сих пор не боишься меня, - мужчина, подводя эксперимент к концу, развязал руки юноши, и тот неожиданно обнял Сейсиро за шею. Объятие было совсем слабым, юноша даже дышал через раз и то с хрипами и свистом, но, казалось, что оно было важнее всего.

- Мне все равно, что вы делаете со мной, я знаю, что вы мне дороги и я не хочу вас терять. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы, - голос Субару звучал прямо в голове у Сейсиро, и он уже не мог понять, передает ли это телепатически Субару, или же с ним играет его собственное воображение. Но вот юноша теряет сознание, и Сейсиро выходит из него, накрывает одеялом дрожащее тело и садится на постели, курит. Результаты эксперимента надо было тщательно обдумать.

На утро, когда Субару проснулся и осмотрелся вокруг, Сейсиро еще спал, или претворялся, что спит. Юноша прошел в ванную, еле передвигая ноги и грозясь свалиться через каждый пройденный метр. Он взглянул на себя в зеркало: на бледном лице ясно выделялись темные круги под глазами, на шее налились фиолетовым и темно-зеленым синяки в виде длинных полосок от пальцев Сейсиро. На его теле отчетливо виднелись следы укусов.

Субару смотрел на себя в зеркало, и его глаза некоторое время не выражали абсолютно ничего. А потом он неожиданно улыбнулся, широко и открыто, как умел только он. Улыбаться, когда больно, улыбаться, когда хочется кричать, и это было не лицемерие, потому что юноша искренне считал, что Сейсиро был счастлив этой ночью, что он смог сделать его на мгновение счастливым. Что ж, возможно это и так.

@темы: Tokyo Babylon, Яой, Seishiro\Subaru, R

---

Фанфик "Звезды"

[Kanrissa]

Автор: Kanrissa
Название фанфика: "Звезды".
Фендом: Вавилон-Токио, Х/1999
Пейринг: Сейсиро/Субару
Рейтинг: PG-13
Об авторских правах и обязанностях: все мое.

На небе бесчисленное количество звезд, но у Субару была одна, самая любимая и самая дорогая. И она никогда не покидала его, до самого последнего дня. Звезда его судьбы. И как бы юноша не желал, чтобы она сошла с орбиты и изменила его жизнь, он не мог заставить себя не желать оставить ее на прошлом месте.


Противоречия сводили Субару с ума.


Маленькие близнецы сидели на крыше храма, девочка болтала ногами в воздухе и смотрела в черное-черное ночное небо, Субару, мечтательно улыбаясь, гладил по серой шерстке храмового кота. И неожиданно Хокуто встрепенулась и задергала брата за рукав.


- Звезда упала, - воскликнула она и радостно улыбнулась, - ты должен скорее загадать желание!


Но в тот момент Субару растерялся и просто смотрел на призрачный след упавшей с неба звезды. С нее начинало вращаться колесо их судьбы.


Долгие ночи в ожидании и бессоннице Субару проводил там, откуда лучше всего можно было видеть небо. Звезды падали не часто. Ни разу за последние пять лет. Последний раз юноша видел, как умирала звезда, когда в то же время перестало биться пронзенное сердце его сестры. След, оставленный звездой, был такой же яркий, какой была душа Хокуто.


Тогда звезда, которая была дороже всего Субару, вспыхнула кроваво-красным и полыхала так до самого конца.


- Ты такой милый, Субару-кун, - Сейсиро беззаботно улыбался и убирал крошку от печенья у него с губ. Рядом радостно говорила что-то Хокуто.

- Ты такой милый, Субару-кун, - Сейсиро беззаботно улыбался, поднимая бессознательного юношу на руки и пачкая кровью белый плащ оммёдзи.

- Ты такой милый, Субару-кун, - шепчет одними губами Сейсиро и вытаскивает окровавленную по локоть руку из груди Хокуто. Та падает на землю, глядя широко распахнутыми глазами в небо. А Субару и плачет, и рвется, и сам понимает, что это всего лишь видение, всего лишь воспоминание. О том, что было и чего не изменить, как бы сильно не хотелось этого сделать.


Призраки преследуют его, и ему все сложнее изгонять их из своей головы. Он ждет уже так долго, что, кажется, нельзя ждать дольше, и все же каждый раз, завидев еще издалека резвящиеся в воздухе розовые лепестки сакуры, Субару чувствовал на всем теле крепкие ветви, а перед глазами вставало безразличное лицо Сейсиро. И под каждым деревом ему чудились мертвые тела. Тела тех, кого убил Сакурадзукомори. Тех, кто оказался более достоин смерти от его руки, нежели сам Субару.


Юноша сжимает руки на груди и рассеивает наваждение.


- Значит, вас зовут Юко-сан? – спрашивает Субару странную черноволосую женщину из сна. Он думает, что это сновидица послала ему эту Юко и через нее хочет что-то передать.

- Да, и я – Ведьма Измерений, - Юко улыбнулась.

- Ведьма Измерений… - Субару удивленно распахнул глаза. – Ты исполняешь людские желания… за определенную плату.

Юко посмотрела в глаза Субару и кивнула.

- Одно твое желание уже исполнил второй Камуи… - проговорила она и слегка склонила голову вбок. – Но у тебя есть еще одно. И я помогу исполнить его.

Юноша явно оживился, но потом нахмурился:

- И что же ты потребуешь в оплату?

Юко слегка сощурилась:

- То, что тебе дороже всего.


Радужный мост. Это место станет их последним пристанищем, сегодня колесо их судьбы навсегда остановится.


Его ненаглядная звезда горит все ярче, ее красный свет обжигает кожу. Сейсиро стоит напротив, и Субару дает ему закурить. Глаза бы наполнились слезами, если бы не этот самый обжигающий свет, который иссушал все слезы. Зачем они сражаются? Зачем Субару продолжает этот бессмысленный бой? И почему ему кажется, что Сейсиро хоть самую малость, но не безразличен к сложившейся ситуации.


- Камуи Драконов земли сказал, что твое самое заветное желание могу исполнить только я, - мужчина улыбается, и Субару прикрывает глаза, запрокидывая голову вверх. Когда он открывает их, перед ним бескрайнее небо, и лишь одна звезда горит. Звезда его судьбы. И все же… не та.


- Твое желание – убить меня?


Субару смотрит на самого дорогого человека в своей жизни, и небо на секунду задерживается в его глазах: одном слепом и одном видящем. Как отражение Сейсиро.


Он просто хотел быть как можно ближе.


Когда они взмыли вверх в последнем танце этой последней битвы, Субару почему-то чувствовал себя свободным. Он практически с восхищением смотрел за занесенной сильной рукой Сакурадзукомори. Через секунду по этим длинным пальцами будет течь его кровь, и он будет держать его сердце в своих руках. Как это всегда и было.


Когда проламывается грудная клетка, и они оба опускаются на землю, юноша не чувствует боли. Он смотрит в удивленные глаза Сейсиро и улыбается.


- Но… как… - мужчина хочет вытащить руку, но так и не делает этого.


- Хочешь знать, что именно я сделаю за подобную плату?

Субару просто выжидающе смотрит на женщину.

- Я сниму заклятье, наложенное твоей сестрой на твоего возлюбленного. И ты сможешь получить то, чего желаешь всем сердцем.

- Заклятье?

Юко улыбается.


- Сейсиро-сан, - Субару кладет ладони на щеки мужчине и смотрит с такой нежностью, что рука у Сакурадзукомори начинает дрожать. – Я знаю, что совсем скоро вы забудете меня, как одну из многочисленных жертв, и все же я так рад, что смог умереть… от вашей руки.


- Значит… это было твоим желанием?


Юноша улыбается, звезда горит все слабее, но все еще жжет ему руки.


- Сейширо-сан, - на радужный мост сбегаются Камуи с другими Драконами неба. Субару из последних сил обнимает того, кто был ему дороже жизни, - скажите мне это, прошу вас. Даже если это будет ложь.


Мужчина слегка поворачивает голову, утыкаясь носом в висок Субару.


- Я…


Остальные слова утопают в грохоте, с которым останавливается колесо их судьбы и падает самая любимая и самая дорогая Субару звезда. Падает с его рук.

@темы: Tokyo Babylon, Yuko, Яой, Seishiro\Subaru, X/1999, PG-13

---

Имя нам - Цубаса

[WTF TsubasaRC 2014]

ОСТОРОЖНО ТРАФФИК

прошу прощения у модераторов за своеволие

@темы: Tsubasa:RC, Реклама

---

"Птичка", xxxHOLiC

[[Kayomi]]

Название: Птичка
Автор: [Kayomi]
Фандом: xxxHOLiC
Бета: авторская вычитка
Размер: мини, 3244 слова
Пейринг/Персонажи: Ватануки, Мару, Моро, Ларг, Доумеки/Кохане, ОМП
Категория: джен, гет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: G
Предупреждения: лить воду? есть лить воду!

ну и для не берегущих психику

смерть персонажа, это раз. во-вторых, это кажется автору сущим бредом. и да, я давно не писал что-то больше, чем на 500 слов

*тык*

кто предупрежден, тот вооружен! и этого здесь, может быть, не видно, но есть юст со стороны Ватануки
все, что выделено курсивом - это сон Ватануки, то, как его видят чужими глазами
От автора: я не знаю, как можно связать название с текстом оно просто такое и в этом можно не искать смысла а еще я ловлю тапочки, мягкие (желательно) и обоснованные, я знаю, что у меня довольно специфический язык и где-то глаз за что-то цепляется. я готов менять текст в лучшую сторону, если мне на это укажут
От автора 2: а теперь без шуток: здесь очень много всего намешано, очень много того, что не увидишь с первого взгляда. Ватануки здесь не страдает и не мучается, он просто пытается жить как все, но у него, к сожалению, не все получается. особенно отношения с людьми, которых он знает заочно. а еще Ватануки просто не хочет, чтобы его забыли, как это было с Юко
Размещение: запрещено без разрешения автора

Он раскуривает мундштук на софе, выдыхая дым тонкой струйкой в потолок и наблюдая за его клубами. Трубка в его руке кажется продолжением длинных пальцев. Одетый в алое кимоно с желтыми цветами по подолу, кажется, будто он не заинтересован в происходящем, но это совсем не так: когда он поворачивает голову, то его по-мальчишески юное лицо не кажется таким детским. Все из-за глаз, из-за них кажется, будто перед вами старик в молодом теле.
- Меня зовут Юэ*, Ичихара Юэ. Как поживает матушка? Она все такая же тихая и молчаливая, как и в молодости?
У него ломкий голос и хриплый одновременно. Он сгибает ногу в колене и кладет на него локоть, под складками видна белая кожа. Он похож на большого кота. Дым стелется под потолком.
- Наверное, она все такой же прекрасный медиум, каким и была. С этим недотепой не потеряешь формы, - он кивает и улыбается чему-то своему. С раскачивающегося колена ткань сползает окончательно, открывая белую кожу. - Наверняка так и есть. Она должна была пойти в бабушку, твою, получается, прабабушку, дар у обоих одинаково сильный.
Он снова затягивается и выдыхает дым, чуть отвернув голову, но не отводя взгляда. В комнату заглядывают две абсолютно похожие и абсолютно разные девочки, мнутся у порога.
- У нас посетитель? У нас гость? - они говорят одновременно, раздвигают боковые седзи.
- Мару, Моро, принесите чай на веранду и нарежьте того воздушного пирога, у нас старый друг семьи. И позовите Ларга, уже полдень, а он все еще спит.
- Ларг говорил с Соэль всю ночь. Ему было очень одиноко. Тебе пришла посылка от Фая, он приготовил горячие брауни с белым шоколадом. Он очень волнуется за свою половинку. Прислал семь штук. Ларг скучает.
- С Соэль все хорошо? - во взгляде мелькает беспокойство и пропадает.
- Да, - девочки кивают, переплетая пальцы. - Брауни все еще горячие.
- Тогда пусть спит, - он кивает. - Выложите четыре брауни, два запакуйте с собой, один оставьте Ларгу. И принесите все на веранду, погода сегодня хорошая, можно посидеть на улице.
- Гость! Гость! - девочки убегают, радостно смеясь. Чисто, звонко. - Чай с жасмином и воздушный пирог! Брауни от Фая!
- Или новый старый друг семьи, - он снова улыбается. - С какой стороны посмотреть. Я ведь помню тебя еще младенцем. Тебе тогда было где-то три месяца.
- Матушка просила передать о-бенто. Сказала, что в благодарность за картофельные крикеты, которые вы передавали.
- Спасибо, - он кивает и снова затягивается. - Поставь у двери, девочки разложат, и мы поедим.
- Я ненадолго...
- Такие новости сразу не говорят, Шидзука-чан, - он выдыхает дым и садится, опуская на пол голые пятки. - Сначала я расспрошу тебя обо всем: о матери, об отце, о сестре, учебе и тысяче других событий, а потом ты как бы невзначай скажешь, что матушка умерла сегодня утром, а тебя послали ко мне, сообщить эту новость. Но так как я очень люблю Кохане-тян, то мы не будем сразу говорить об этом. Потому что это грустно.
Он встает и делает приглашающий жест следовать за собой. Тонкий и гибкий, будто ветка ивы, не старше его самого. Он раздвигает двери, тяжелая ткань кимоно тянется следом шлейфом. За ним просто невозможно не идти. Отец говорит, что он похож на магнит.
- Но сейчас мы выпьем и все будет не так страшно, - он останавливается в одной из множества комнат, выбивает табак из мундштука. Кажется, будто они заблудились в доме, пройдя столько помещений и по стольким переходам.
- Я несовершеннолетний.
- И весь в папу, знаю я вас, - он кладет трубку на стойку, в его голосе улыбка, и вновь продолжает движение.- Много я не налью. Тебе это не поможет, уж поверь мне. Мне за столько лет не помогло.
- А сколько вам?
- А на сколько я выгляжу? - он лукаво оборачивается, отодвигая последние двери, ведущие на веранду, где уже сидят девочки и разливают чай. На улице на удивление солнечно и тепло.
- Ну, на семнадцать. Правда, по глазам можно подумать, что вам на пятьдесят, может, шестьдесят лет старше. Что вы ровесник отца.
- Присаживайся, - он кивает на подушки. - Мне надо переодеться, у нас будет посетитель. А ты возьми восхитительное горячее брауни, кусок воздушного пирога и чай. Мару и Моро посидят с тобой. И да, я действительно ровесник твоего отца. И скоро он сюда переберется.
- Как... ровесник?
- Мне все еще семнадцать. Как и твоему отцу.
- Ему же в этом году будет сорок восемь. Не понимаю.
- Девочки ответят на любой твой вопрос. Кушай сладкое, я знаю, как оно тебе нравится.
Он разворачивается и снова уходит вглубь маленького на вид дома. Седзи за ним закрывают девочки с двух сторон.
- Когда Хозяин принимает посетителя, лучше молчать и не вмешиваться, пока не позовет. Хочешь посмотреть?

Телефон на столике настойчиво звонит, пробуждает ото сна. Мару и Моро по бокам ворочаются и сильнее натягивают каждый на себя одеяло. Ватануки садится в кровати и протягивает руку к трубке, как звонок обрывается. Он кладет руку на трубку, зная, что звонок повториться. Не может не повториться.
Он опускает голову, зевает, скребет пальцами в затылке. Думает о том, что стоит сегодня разобрать и проветрить кладовку, пока все еще солнечно. Ватануки чуть вздрагивает, когда телефон вновь начинает звонить. Он снимает трубку на третьем звонке, прочищая горло.
- Магазинчик Желаний. Доброе утро.
- Уже заполдень, а ты все еще спишь.
- И тебе тоже доброе утро, Доумеки, - Ватануки падает на подушки. - У меня ночью были посетители, не могли ждать до утра. Сейчас они отдыхают после тяжелой ночи.
- Вот как, - Доумеки вздыхает. - Кохане сегодня родила, на рассвете. Это мальчик.
- Мне кажется, он будет похож на Харуку-сана, - Ватануки улыбается. - И как непривычно то, что ты больше не зовешь ее по фамилии, - он немного молчит и просит. - Не приходи ко мне сегодня, побудь с ней. И передавай ей мои поздравления.
- Хорошо. Я приду завтра.
- Я приготовлю твои любимые картофельные крикеты.
- Я еще хочу темпуру.
- Я подумаю, - Ватануки закатывает глаза и снова зевает, поворачивается на бок. - А теперь иди к ней.
- Хорошо, Ватануки.
- И, Доумеки... - Ватануки медлит, но все же говорит: - Купи Кохане-тян чайные розы. Алые с желтой кантой. Семнадцать штук. Ей должно понравиться.
- Хорошо, - Доумеки не спешит класть трубку. Он ждет. Ватануки не знает, чего ждет от него Доумеки.
- Спасибо за это. До завтра.
- До завтра.
Ватануки кладет трубку и натягивает одеяло на плечи. В другом крыле дома слышен смех Мокон, Фай и Шаоран что-то обсуждают, Курогане уже тренируется на заднем дворе. Он уже так привык к тишине, что не знает, к лучшему это или нет, то, что эти путешественники здесь. Он обнимает рукой Моро, Мару прижимается к нему со спины.
- Ватануки проснулся? Это Доумеки звонил?
- Да, - он говорит тихо и спокойно. - Кохане родила сына на рассвете.
- Почему Ватануки грустно? Ватануки не счастлив?
- Я не грущу, я очень за них рад. А теперь надо вставать. Гостям нужен завтрак и бесплатный совет.

*
Гортензии в парке цветут так же пахуче, как и пять, как и пятнадцать, как и двадцать лет назад. Иногда кажется, будто они будут цвести каждый год, но потом вспоминается, что ничто не вечно. Когда-то в корнях этой гортензии они нашли тело мальчика: в тот год цветы были розовые, будто напитавшиеся кровью. Подающие мольбу о помощи. С тех пор она всегда белая. Благодарная.
Доумеки вспоминает, что тогда стоял под дождем десять часов в полнейшем одиночестве. По зонту бил дождь, шуршал по гравию, разбивался о нежные цветы. Иногда ему казалось, что он слышит голос Ватануки. А потом он появился так же, как и исчез. Только в одной руке у него была часть ленты с волос Куноги, некогда белая, а теперь ставшая грязной из-за земли. В другой руке он держал мертвого ребенка за ладонь. Желтоватые кости в белых пальцах смотрелись правильно. Ватануки весь тогда казался правильным.
Доумеки стоит у гортензии под дождем в день, когда Ватануки нашел мальчика. В день, когда они познакомились с Кохане. В день, когда его жена умерла. Теперь у Доумеки двенадцатое число ассоциируется со смертью.

*
- Ты, наверное, хочешь спросить, почему я так охотно отвечаю тебе на все вопросы?
- Отец сказал, что нужно задавать вам как меньше вопросов.
- Твой отец правильно сказал, - он улыбается, садится на пороге комнаты. - Но он не учел того, что ты жутко любопытный.
- Тот, кто к вам приходил...
- Он приходил за исполнением своего желания. Я отдал ему меч взаймы, после исполнения он должен будет его вернуть. Ну или меч сам найдет дорогу обратно. Он ждет у меня своего хозяина.
- Тогда почему?
- Ты пока не понимаешь, да? - он кивает. Девочки приносят ему бутылочку сакэ, пиалу и подставку вместе с мундштуком. - Спасибо, Мару, Моро. Вы можете поиграть во дворе. Только не долго, скоро пойдет дождь.
- Мы не хотим играть! Мы хотим сказку!
- Сказку вам почитает Ларг. Идите к нему, это в качестве наказания за то, что спит до вечера.
- Вай! Сказ-ка! Сказ-ка!
Девочки убегают, смеясь. Он провожает их взглядом и улыбается. В нем появляется какая-то несоизмеримая печаль. Он берет мундштук, начинает набивать его.
- Шидзука-чан, брауни был вкусный?

Доумеки приходит на следующий день, приносит выпить, продукты и ветку гортензии.
- Амэвараши будет злиться. Это же ее любимая гортензия.
- Я отломил от университетской гортензии, а не от ее. Не хочется видеть ее лишний раз.
Мару и Моро подхватывают пакеты и убегают в сторону кухни. Ларг несет бутылку вслед за ними, насвистывая песенку. Как будто они настоящая семья. Ватануки вздыхает: у него никогда не будет семьи.
- Есть ли какие-нибудь заказы от твоих коллег?
Ватануки не пускает Доумеки дальше в дом, пока тот не ответит на вопрос. Обычно от этого зависит, пойдут они обедать сразу или позже.
- Нет, - Доумеки снимает обувь, аккуратно составляя ее у порога.
- Хорошо. Пошли обедать.
Ватануки хочется работы, хочется отвлечься от мыслей и вязкого спокойствия. Хотя то, что Миры еще стоят, говорит о многом. Он помнит, как было больно, когда равновесие рухнуло, разбившись.
- И у меня есть к тебе одна просьба: нужно будет сходить в Зеленую Аптеку и отнести бутылочку с водой. Я обещал, что ее принесут сегодня.
- Я отнесу, - кивает Доумеки. - Ты сделал картофельные крикеты?

*
- Твой папа обожает покушать. Я всегда делал ему обед, который сложно съесть втроем, а он в одиночку уминал почти все!
- Да, мама часто рассказывала об этом. Говорила, что видела это во снах.
- Наверняка снилось это Доумеки, - он улыбается, раскуривая трубку. Девочки спят, устроившись головой на его коленях. Он поглаживает их волосы. Какой-то черный зверек напился сакэ, развалился на подушке и тоже спит. У него длинные уши и бархатистая шерсть. - Кохане-тян была одной из немногих, чью готовку кушает твой отец. Его бабушка, Кохане-тян и я, в остальных случаях он готовит себе сам.
- Я тоже. А у вас вкусно выходит. Съедобно.
- Твой отец тоже так сказал, когда попробовал это в первый раз. Вы с ним ужасно похожи. Как сестра?
- Хорошо. Во втором классе средней школы учится, парень появился, на два года старше нее.
- Доумеки, наверное, против.
Он тихо смеется и вновь затягивается. С ним хорошо и спокойно, он хоть и полон печали, но любит смеяться. Любит веселье, счастье. Жизнь вокруг себя. В нем чувствуется странная тяга к жизни. Не как другие взрослые. Он вообще на других взрослых не похож. Никто из них так и не спросил, как жила мама. А этот выспрашивает, радуется за нее, словно старший брат.
- Она недавно ко мне заходила, - он выдыхает дым в сторону и смотрит в небо. - Принесла мне пасты с овощным соусом и тефтелями. Просто пальчики оближешь. Девочки очень ей были рады, и Ларг тоже. Она почитала им книжку. А со мной долго пила вино...
- Это же было месяца три назад. Папа тогда заезжал за мамой куда-то. Она потом тоже нам почитала на ночь... Что-то о человеке, который никак не мог найти дорогу.
- Совсем забываю, как быстро для людей пролетает время, - он снова улыбается. - За тридцать лет отвык от суеты. Она попрощалась со мной тогда. Сказала, что скоро умрет, что чувствует, как Бог Смерти ходит рядом все чаще. Одна знакомая пообещала мне, что принесет на могилу твоей матери от меня несколько веток гортензии. Гортензии, у которой началось наше знакомство.
- Она... человек?
- Она богиня дождя. И у нее передо мной небольшой должок. Только папе не говори, у них с ней не сложилось.
Он вновь тихо смеется. Девочки на его коленях продолжают мирно спать, переплетя пальцы. Странный зверек заворочался и перевернулся на бок, что-то бормоча.
- Хорошо.
С ним ужасно уютно и тепло, чувствуешь себя как дома. Мама говорила, что когда бываешь в гостях у этого человека, то время будто замирает. Она говорила, что ему, должно быть, очень одиноко, у него ведь действительно никого нет.
- Доумеки учил стрелять тебя из лука? В твоем возрасте он участвовал и занимал призовые места. Он отличный лучник.
Ему хочется похвастаться, будто он старший брат, которого нет.
- С первого класса младшей школы начал. Я в следующем месяце еду на региональный чемпионат.
- Это хорошо, - он кивает. - Отдай сестре хвостик стрелы, которая сломается на стрельбище. Это отличный оберег от духов. И другой хвостик принеси мне.
- Зачем?
- Плата за разговор. Ты заплатишь мне за знания.
Он вновь затягивается, дым вьется вокруг них, словно ласковый змей. Вечер кажется тихим и спокойным, кажется, что мама не умирала. Рядом с этим странным парнем будто творится какая-то магия.
- Твоя сестра видит духов, как и мама. Она тоже сильный медиум. А так как ты сын своего отца, то будь с ней рядом. Защищай свою сестру от духов. Они бывают довольно назойливыми.
Девочки на его коленях открывают глаза и садятся, зевают.
- К нам кто-то пришел? - он смотрит на их заспанные личики и улыбаются. - Наверное, это Доумеки. Проводите его к нам, забирайте Ларга и идите в свою комнату. Сегодня больше не будет гостей, я сам все уберу, Мару, Моро.
- Ватануки печальный. Доумеки тоже печальный. Кохане-тян умерла. Кохане-тян больше не придет.
- Идите и не нойте.
- Доумеки идет. Мы идем навстречу Доумеки.
Они, взявшись за руки, идут вглубь дома, молчат.
Кажется, будто сам дом перенимает настроение хозяина, погружаясь в молчание.
- Еще кусочек воздушного пирога?

*
- Мне снится сон, - говорит Ватануки. - Я разговариваю с твоим сыном в нем.
- О чем? - Доумеки обмакивает обжаренные криветки в соевый соус.
- Обо всем понемножку, - Ватануки следит, как Доумеки ест креветку. - Тебе не стоит знать.
- Ладно.
Ватануки всегда поражала в Доумеки эта способность не быть любопытным, спокойно сносить "нет", когда это хочется знать.
- Лучше скажи мне, ты видел малыша?
- Да, но врачи говорят, что у него может быть слабое здоровье. Он родился на две недели раньше положенного срока.
- Он родился тогда, когда это было необходимо, - Ватануки вспоминает детскую фотографию Доумеки в кимоно. - Тоже будете наряжать его до шести лет в девчачье кимоно? Я хочу эту фотографию!
- Посмотрим. Родители Кохане против того, чтобы ребенка воспитывали в храме.
- Это лучшее место. Не так много духов. Да и его духовная сила будет чище. Не такая, как у тебя, но все же.
Доумеки поедает жареных криветок одну за другой. Ватануки думает о том, что его еда не может быть настолько хороша. Даже если там есть любовь. Хотя Юко всегда ела с особым удовольствием.
- Я тоже так считаю.
- И обязательно научи мальчика стрельбе из лука. Даже если Кохане-тян будет против. Или особенно ее родители.
- Ты знаешь ее мать.
- Вот и прошу об этом.
Доумеки кивает и разливает им по пиалам сакэ. Ватануки поднимает свою чашечку и тихо говорит:
- За наследие.

*
Доумеки заходит в Магазинчик желаний и чувствует, как он все же постарел. Ватануки при его появлении на веранде тут же хлопает по подушке рядом с собой, на которой сопит Мокона. Его сын - их, его и Кохане - сидит, свесив ноги, как и он когда-то в молодости. Жует пирог, что приготовил Ватануки. Мару и Моро подхватывают Мокону за уши (он даже не просыпается) и уходят в другое крыло.
- Дзасики-вараши обещала принести ветки с вековой гортензии на могилку Кохане-тян.
- И как только Амевараши согласилась?
- Ты действительно хочешь знать?
- Нет.
Доумеки устало садится, ослабляет галстук на шее и лохматит сыну волосы на затылке. Ватануки придвигает ему кусок пирога, чай и чашечку с сакэ. Они пьют первый тост молча и не чокаясь. За Кохане-тян.
- Всегда поражался твоей способности не проявлять любопытство. Будешь еще что-то помимо пирога?
Ватануки качает головой и закатывает глаза. Сын отворачивается от них, не желая смотреть Ватануки в глаза. Доумеки задумывается на минуту.
- Рис с овощами и курицей, рыбу и картофельные крикеты.
Ватануки поднимается, посмеиваясь.
- Тебе ничто и никогда не могло отбить аппетит. И этой способности я тоже всегда поражался.
Он кладет руку ему на плечо, сжимая пальцы. В алом кимоно с желтыми цветами на подоле он кажется еще более тонким, чем есть. Мундштук он оставляет на подушке.
- Харука-сан передавал привет прошлой ночью.
Ватануки уходит, прикрывая за собой дверь. Ветер легко касается листьев на деревьях. Сын оборачивается к нему всем корпусом, Доумеки залпом выпивает еще одну пиалу сакэ.
- Это о нем вы иногда рассказываете нам с сестрой? - он кивает, подтверждая. Пирог действительно вкусный. - Зачем?
- Потому что когда-нибудь и твоя сестра сможет переступить порог этого магазина. Сюда не так-то просто попасть.
- Но...
- Для других здесь находится обычный заброшенный пустырь. Вспомни, сколько раз ты проходил мимо и ничего здесь не было. Я попал сюда только после того, как он чуть не разбился насмерть. Предыдущая хозяйка сказала, что сюда нельзя попасть, не имея желания и соответствующей платы за это желание.
Сын кивает. Смерть меняет людей.
- Что он тебе уже рассказал?
- Что он твой ровесник. Много выспрашивал о маме и семье. Похож на старшего брата мамы.
- В какой-то мере это так и есть. Он спас ей жизнь и несет за нее ответственность. Нес.
Доумеки вспоминает то, что случалось с ними до того, как исчезла Юко. События кажутся неправдоподобно далекими, будто в другой жизни происходившие.
- Вот как...
Ватануки появляется с подносом в руках, выставляя на другой поднос приборы на двоих, крикеты, две рыбки и рис с овощами и курицей.
- Вчера как под тебя готовил, Доумеки. Сегодня оставалось только разогреть.
- Повезло.
- Шидзука-чан, иди кушать. А твой отец-проглот все съест в одну морду и не треснет.
Ватануки смеется и садится на пороге комнаты, наблюдая, как начинают есть другие.
- Спасибо.
- Ты будешь есть?
- Я не голоден. Передай мне мундштук, пожалуйста.
Доумеки передает ему трубку, кивая в знак того, что услышал.

*
Он раскуривает трубку, размеренно и ровно дыша. Когда отец пришел, то атмосфера стала более домашней. Семейной. За этим смотреть - смущает. Этот парень явно знает отца столько, сколько говорит.
- Ты придешь пострелять после похорон?
- Да, - отец кивает. - Принесу еще сакэ.
- Лучше принеси красного, как кровь, вина. И бутылку белого, прозрачного как слезы, вина. Нужно расплатиться с сестрами.
- Хорошо.
- И на пути домой зайдите в Зеленую Аптеку. Хозяин отдаст небольшой должок вам. Тебе он нужнее, Доумеки.
А еще этот парень называет отца по имени. Один из немногих, кто его так зовет: мама, тетя Химавари и вот он. Остальные зовут отца либо Шидзука-сама, либо профессор Шидзука, либо Шидзука-сан.
Этот человек действительно как магнит.
Воздух вокруг начинает звенеть, а через несколько минут начинает идти дождь.
- Амевараши спустилась, - говорит он. - Они потом принесут ветки, как и положено.
- Спасибо.

- Так вот, возвращаясь ко сну... - говорит Ватануки. - Рассказывай ему обо мне почаще. Иногда хочется знать, что где-то есть люди, которые тебя вспоминают.

* 月 - яп. "месяц", кит. (упр.) звучание Yuè

@темы: Watanuki, Other pairing, Джен, Yuko, xxxHolic, Doumeki, Other character, Black Mokona, G

---

[Solie]

Название: Остаемся зимовать
Автор:  Solie
Фэндом: TsubasaRC
Рейтинг: G
Жанр: драббл
Задание: Написано на фразу "Остаемся зимовать" для  Лягушка хаоса
Об авторских правах и обязанностях: Все CLAMP, мы такую траву не курим.

Какой же это по счету мир? Сотый? Тысячный? Они давно сбились со счёта. Теперь время измерялось событиями - это было до, или это было после - обычно за 2-3, максимум 10 миров. Всё остальное терялось, тускнело, выцветало со временем. Время - вот самый верный, самый преданный, самый надежный враг. Они все изменились. Они все устали. Они все хотели остановиться. Замереть, растворится в жизни одного единственного, и уже не важно, того или нет, мира. "Остаемся зимовать?" - когда-то давно, ещё за много вех до, предложил в шутку Фай, а теперь они всерьез присматривались - тут или не тут? Сейчас? Потом? Через сколько до или после? "Остаемся?" - всё чаще, всё настойчивее повисало в тишине костра, в шумном карнавале, в перестуке каблучков принцессы, в пении птиц или шуме базара.

@темы: Джен, Tsubasa:RC, G

---

Фанфик: «А тем временем там, на Итаке»

[medb.]

Название: А тем временем там, на Итаке
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Пейринг/Персонажи: Шаоран/Сакура, Ватануки, Фай, Курогане, Мокона, Тойя, Юкито
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Пост-эпилог. Время для Шаорана в его путешествии тянется медленнее, чем для Сакуры в ее мире. В какой-то момент уже взрослая Сакура, на которой лежит ответственность перед ее народом и перед династией, понимает, что дальше так продолжаться не может, и сообщает об этом Шаорану через Ватануки. Какова цена Неизбежности и Предназначения?
Примечание: Название – цитата из песни группы «Зимовье Зверей».
Примечание 2: Идея текста возникла на основе заявки №20 IV тура на Clamp Fetish.
Количество слов: 3 571

читать

И еще было у мамы в характере что-то такое... ну, прямо поразительное, почти волшебное. Я вам сейчас попытаюсь объяснить. Знаете, бывают такие ящички. Откроешь один, а в нем – другой, а в другом – третий. И всегда остается еще один ящичек про запас, сколько ты ни открывай.
Джеймс Барри «Питер Пэн»

Струи воды мелодично звенели, разбиваясь об осколки мраморных плит. Мелкие искристые брызги взлетали к потолку, влажными точками оседая на тонком белом шелке церемониальной накидки.
Сакура невольно вздрогнула от холода и потерла озябшие локти. Потом выпрямилась, расправила плечи и уверенно шагнула вниз по скользким ступеням. Текучая вода была универсальным проводником магической силы, так всегда говорила мама.
Подол быстро намок и тяжело обвис, прилипая к бедрам. Церемониальная подвеска из множества золотых пластинок сползала на лоб, и девушка тряхнула головой, отбрасывая с глаз отросшую челку. Дыхание вырывалось изо рта облачками легкого пара, световые блики от воды причудливой вязью плясали на белых стенах.
Сколько прошло лет, но руины древнего храма не изменились ни капли, словно время здесь застыло давным-давно, и даже вода на самом деле не текла, а висела в воздухе.
Кажется, когда-то именно так и было.
Сакура дошла до середины бассейна, раскинула руки в стороны и сосредоточилась. Магия синеватыми струями потекла сквозь ее тело, как живительные соки по стволу дерева, снизу вверх, и выплеснулась из глаз, закружив вихрем под куполом храма. Радужные краски заметались клубком света, складываясь в невероятные узоры, за которыми невозможно было уследить взглядом, а потом мощный поток чистой энергии устремился к окулусу высоко над головой, слился с лучами солнечного солнца – и рассеялся где-то в небе.
Девушка медленно выдохнула и покачнулась. Ей показалось, что прошла едва ли пара секунд, так стремительно вырвалась из нее магическая сила, но на самом деле миновало не меньше часа. Ноги совсем закоченели.
Она дрожащими ладонями зачерпнула пригоршню льдистой воды и плеснула на щеки. На мгновение ее отражение показалось лицом шестилетней девочки, большеглазой и наивной, впервые пришедшей в храм на церемонию, но крупная капля разбила этот образ концентрическими кругами, и отражение стало почти на двадцать лет старше.
Сакура выбралась из воды и позволила себе немного передохнуть, прежде чем выйти из храма к своему народу.
Ослепительный солнечный свет щедрым потоком лился на пустыню, превращая рыжий песок в золотой. Сухой горячий воздух пах дымом дурманных благовоний, от которых кружилась голова.
Невысокий полноватый мастер церемоний в красно-белой мантии – до сих пор непривычно было видеть его на месте Юкито – неуклюже преклонил колено и протянул ей серебряный посох:
- Ваше Величество.
Сакура слегка наклонила голову и сомкнула пальцы на теплом гладком металле.
В то же мгновение на горизонте соткалась из пустоты тяжелая темная полоса облаков, и раздался первый, еще очень далекий и слабый, раскат грома.
- Сезон засухи окончен! – торжественно возвестил мастер церемоний, вскинув руки к небу.
Застывшая в ожидании толпа разразилась ликующими многоголосыми криками.
Сакура растерянно улыбнулась, принимая благодарность своего народа и больше всего желая оказаться сейчас в совсем другом месте. Потом увидела в навершии посоха свое искаженное отражение и беззвучно прошептала непослушными губами:
- С Днем рождения.

*

Окна ее покоев выходили на восток, на огромные крылоподобные руины. Тяжелые арочные створки были распахнуты, и горячий ветер колыхал легкие бледно-голубые занавески, делая их похожими на струи воды.
Между окнами стояла огромная посеребренная клетка размером с платяной шкаф – подарок брата. В дальнем углу клетки на тонкой жердочке из слоновой кости сидели две птицы. Темно-зеленые перья, рыжеватые кончики крыльев, ярко-красные загнутые клювы.
Попугаи-неразлучники.
Эти птицы не обращали внимания на людей – ни на слуг, ни на саму Сакуру. Девушке невыносимо было видеть их в клетке, она пару раз специально оставляла дверцу открытой, хотя одновременно понимала, что попугайчикам не выжить в пустыне – однако они даже не попытались улететь. Им не было дела ни до кого, кроме друг друга, они казались гостями извне обыденного мира, которые сами творят себе свой собственный мир.
Неделю назад они начали вить гнездо, и мама посоветовала положить в клетку побольше веточек, кусочков коры и травинок.
Сакура читала в одной книге, что пара неразлучников всегда держится вместе, оправдывая свое название, им свойственна крепкая взаимная привязанность, самец и самка стараются не отдаляться друг от друга дальше пределов слышимости голоса. Долгое время считалось, что в случае гибели партнера вторая птица чахнет и умирает от тоски... Однако это была всего лишь красивая легенда. Жизнь продолжается, и для сохранения вида требуется обязательное продолжение рода. Оставшийся в живых неразлучник со временем находит себе новую пару и строит другое гнездо.
Сакура присела на мягкий пуф перед зеркалом и провела расческой по волосам. Они сильно отросли и мешались, липли к шее, не желали держаться в прическе. Девушка время от времени порывалась снова обрезать их – но брат говорил, что ей идет так, хотя обычно его нельзя было назвать щедрым на комплименты.
Она смотрела на себя в зеркало – и не могла поверить, что настолько сильно изменилась.
Отчего-то вдруг вспомнилась мягкая, печальная улыбка отца, и далеким эхом прозвучали в ушах его прощальные слова: «Верь своему сердцу».
Сакура повзрослела. Опыт чужого путешествия, опыт чужой жизни сплелись с ее собственным опытом, под руководством матери и Юкито она в полной мере овладела своей магической силой. Перестала быть обузой, которую требовалось постоянно спасать и защищать.
Но дни стремительно летели мимо, жаркие, липкие и пустые. Время утекало, как проточная вода, оставляя после себя только осадок из горечи разочарований.
Она чувствовала себя обманутой. Словно кто-то поманил в сказку – и в последний момент сменил жанр.
Сакура поднялась на ноги и решительным шагом приблизилась к окну.
- Цит-цит-цит! – настороженно завопили пронзительными голосами попугайчики, напуганные резким движением.
Девушка оперлась ладонями на подоконник и полной грудью вдохнула раскаленный воздух пустыни, щуря глаза от яркого белого солнца.
Она – жрица и королева. Вся ее жизнь – обязательства перед ее народом.

*

Зеленоватые струи воды медленно закручивались спиралью, и в их глубине слабо мерцало что-то далекое, забытое и очень важное...
- Ваше Величество, Вы слушаете? – донесся сквозь дымку полудремы хриплый старческий голос.
Сакура вздрогнула и поспешила заверить:
- Да-да, конечно.
Большой зал, где обычно проходили заседания Совета, был освещен множеством свечей, отчего казалось, что помещение заполонила стая светлячков. За широко распахнутыми створками, ведущими на парадную галерею, стремительно догорал красно-рыжий закат.
Сакура незаметно потерла глаза, сделав вид, будто поправляет подвески, и выпрямилась. До сих пор казалось странным, даже диким, неправильным сидеть на троне своих предков, во главе длинного дубового стола, вдоль которого расположились советники, многие из которых помнили правление еще ее деда.
Один из них, длиннобородый и лысый, мастер сельского хозяйства, сухо откашлялся и продолжил:
- Последствия засухи удалось успешно нейтрализовать, но в южных районах все еще существует нехватка продовольствия...
- Нужно обеспечить всех нуждающихся за счет казны, - не дожидаясь продолжения, сказала Сакура.
- Вы уверены? – тут же встрепенулся казначей.
Она в ответ под столом стиснула в кулаках тонкую ткань юбки, но решительно кивнула.
Советники переглянулись, и Сакура на мгновение ощутила себя рядом с ними совсем маленькой и неопытной девочкой, но они не стали возражать и продолжили обсуждение.
Сердце грызли одиночество и тоска, она заставляла себя внимательно вслушиваться, но все чрезвычайно важные по мнению Совета вопросы скользили по краю ее сознания, не задевая душевных струн... Пока мастер внешней политики, иссохший и морщинистый, не обратился прямо к ней:
- Ваше Величество, - он пару мгновений пожевал сухими губами, словно решаясь, потом уверенно и неторопливо продолжил: - На прошлой неделе Вам исполнилось двадцать пять лет. Вам не кажется, что... Вам пора уже подумать о замужестве? Прошу великодушно простить мне мою дерзость, мы всего лишь обеспокоены будущим королевства и династии.
Остальные советники дружно закивали.
Сакура почувствовала, как в животе скручивается холодный болезненный комок, и жаркий вечерний воздух вдруг показался невыносимо душным и жидким.
- Поверьте, мы все понимаем, - с готовностью подхватил казначей. – Мы помним Вашего, так сказать, друга детства, этого примечательного молодого человека. Мы ни в коем случае ни умаляем его исключительных заслуг перед нашим королевством, но...
- Он ведь навещал нас со своими спутниками около года назад? – перебил мастер сельского хозяйства и задумчиво погладил длинную бороду. – Если не ошибаюсь, ему в тот момент как раз исполнилось шестнадцать. А Вам уже было двадцать четыре. К тому же, кажется, он не может долгое время оставаться в нашем мире.
Сакура стиснула пальцы так, что побелели костяшки, сравнявшись цветом с шелком юбки.
Закат полностью догорел, и небо стало беспроглядно черным – но девушке казалось, что в ее мыслях воцарилась еще более абсолютная чернота.
- Ваше Величество, Вы – последняя из рода. И на Ваших плечах лежит долг продолжить династию, по возможности сохранив благородную чистоту крови. Ваш избранник должен быть опытным, зрелым человеком, с рождения воспитанным в аристократической среде, способным разделить с Вами бремя заботы о королевстве, - наставительно подытожил казначей и откинулся на стуле, с удовлетворенным видом переплетя пальцы на объемистом животе.
Горький комок подступил к горлу.
Последняя из рода, последняя из рода – леденящим эхом заметалось в голове.
Четыре года назад Фуджитака серьезно заболел, и ни целители, ни жрецы не могли понять причину его недуга. Но сухой и жаркий климат Клоу стал губителен для короля, поэтому он передал бразды правления своему старшему сыну, а сам переехал в союзную северную страну Чо. Разумеется, его верная супруга отправилась вместе с ним.
Родители часто писали письма, рассказывали о своей спокойной жизни в уединенном горном городке, но этого было недостаточно. Сакуре мучительно не хватало их внимания, их мудрости, их ласковых ответов на все вопросы.
Тойя показал себя достойным правителем – Сакура заранее знала, что он будет именно таким, благодаря хранившимся в ее сердце воспоминаниям другой Сакуры. И рядом с ним всегда был Юкито, готовый подсказать, ненавязчиво успокоить, умерить пыл юного короля...
Но три месяца назад они оба вместе с малой свитой отправились с дружественным визитом в соседнюю страну – и на обратном пути их караван исчез. Не осталось ни следов, ни вещей, ни свидетелей... Они просто словно растворились в разреженном воздухе пустыни. Едва не разразился жуткий международный скандал, грозивший войной, однако усилиями магической проекции королевы Надесико дело все же удалось уладить миром, хотя отношения между странами стали натянутыми до предела.
Фуджитака по-прежнему не мог вернуться, и взять власть в свои руки пришлось Сакуре.
И с каждым днем надежды на возвращение Тойи становилось все меньше.

*

Миры переплетаются в своем бесконечном многообразии, накладываясь, сливаясь и раскалываясь, повторяя друг друга и проживая различные варианты одних и тех же событий. Двойники живут, даже не подозревая о существовании своих копий, и лишь путешественникам очевидны чудеса многомерных измерений.
Время в мирах течет по-разному.
И путешественники могут в ходе своих странствий прожить совсем иной временной отрезок, чем те, кто безвылазно остается в своем собственном мире.
Отец может отправиться путешествовать и вернуться домой, когда его внук будет уже стариком. Ребенок может пропасть с глаз матери всего на мгновение, а по возвращении оказаться ее ровесником.
И Сакура, всегда мечтавшая о путешествиях, которых ей не досталось, чувствовала себя так, словно время проносится мимо нее, как быстротечная река, и нет возможности добраться к берегу, на котором сияет охранительный маяк.
Неразлучники негромко щебетали в своей огромной клетке, крепко прижавшись друг к другу пернатыми боками в поисках близости и тепла. Сакура сидела на подоконнике и вертела в пальцах крупное, сочно-желтое яблоко с прочной блестящей кожурой.
Ей так хотелось своими собственными глазами хоть раз увидеть красные яблоки других миров... ей мечталось, чтобы и на ее долю выпала хоть капля тех приключений, которые довелось пережить другой Сакуре...
Но она – королева. И превыше всего – долг.
Время течет по-разному. И жизнь в мирах тоже проходит по-разному.
А люди – люди всегда обречены меняться с течением времени.
Внизу в ночном саду послышался какой-то возбужденный шум, замелькали факелы, но у Сакуры уже не было никаких душевных сил разбираться. Она сползла с подоконника, выронив из пальцев яблоко, подошла к кровати и навзничь упала на подушки, слабо пахнувшие вишневым цветом.
Порой ей казалось, что она лежит глубоко на дне безжизненного озера и смотрит вверх, сквозь глухую толщу воды и сквозь застывшее время.
Она прерывисто выдохнула и закрыла глаза.

*

Вокруг царила абсолютная пустая чернота – ни верха, ни низа, никакой поверхности под ногами и никакого неба над головой. Никаких звуков и никаких запахов.
Чувствуя, как гулко колотится в груди сердце, Сакура повернулась и неторопливо направилась к единственной точке света, мерцавшей вдалеке.
Она шла долго, а может, наоборот, всего мгновение, но эта точка вдруг увеличилась и превратилась в Ватануки. Бледный, сосредоточенный, в простой белой юкате, он сидел в черной пустоте и выжидающе смотрел прямо перед собой разноцветными глазами.
Так странно было видеть его неизменившимся, словно для него не прошло даже пары дней. Он теперь выглядел значительно младше самой Сакуры, все еще оставался подростком, только глаза его были усталыми и безвозрастными. И чужая нежность в ее памяти заставляла болезненно сжаться сердце, призывая обнять, спрятать, погладить по волосам и сказать, что все будет хорошо.
Он моргнул и медленно поднял голову, удивленно спросил:
- Сакура-сан? Я могу чем-то помочь?
Она сцепила руки за спиной, чтобы удержаться от непрошеных прикосновений, и решительно кивнула:
- Ватануки-кун... Не мог бы ты передать кое-что Шаорану?

*

Спустя все это время Шаорану так и не удалось понять, в чем же заключается прелесть алкоголя. Горькая, обжигающая горло вода, из-за которой в голове появляется мутный туман, мешающий мыслить связно и принимать рациональные решения...
Он устало вздохнул, потер слезившиеся глаза и решительно отставил пустой стакан в сторону. Потом сложил локти на выскобленной барной стойке, пристроил на них голову и устремил взгляд на ближайшую трещину в столешнице. Она была очень глубокая, извилистая и напоминала букву «S». А три другие трещинки рядом были похожи на иероглиф «дерево».
Усатый бармен, тщательно протиравший стаканы грязным полотенцем (Шаорану порой начинало казаться, что эти стаканы и полотенца – во всех мирах одинаковые), время от времени бросал на раннего гостя задумчивые взгляды. В баре было полупусто: время близилось к шести утра, и большинство посетителей разошлись по домам еще пару часов назад, остались только двое вдрызг пьяных мужчин в деловых костюмах в дальнем углу и сосредоточенно возившая шваброй по танцполу уборщица в ярко-синем комбинезоне.
- Что, парень, с любовью поди проблемы? – заговорил наконец бармен, ставя на стойку новый стакан и целую бутылку виски. – Все вы, молодежь, именно на этом зациклены...
Шаоран стиснул зубы, но усилием воли промолчал.
Похоже, бармены тоже во всех мирах были одинаковые – настойчивые, болтливые и охочие до чужих душевных тайн. Ну, или в перечне их служебных обязанностей просто значилась графа «помощь психоаналитика для подгулявших гостей».
- Бросила она тебя? Не печалься, найдешь себе новую, еще лучше! – продолжал излагать прописные истины бармен, важно покачивая головой. – Ты парень видный, сразу ясно, что толковый, пьешь явно с горя и очень редко, я такие вещи сразу вижу, так что любая девица будет рада отдать тебе свое сердце – ну, и не только сердце, если ты понимаешь, о чем я!
Он подмигнул, наполнил стакан, подтолкнул к клиенту и отошел к другому краю стойки.
Шаоран медленно выдохнул и крепко зажмурился.
Столько миров... Столько пережитых приключений... После начала второго путешествия для них прошло четыре года, но они выдались такими насыщенными, такими интенсивными, полными самых разных событий, открытий, опасностей, что ощущение времени совсем стерлось. Казалось, что прошло лет десять, если не больше. Однако тело Шаорана по-прежнему отставало от его психологического возраста – ведь сначала ему дважды пришлось прожить отрезок с семи до четырнадцати лет... потом временная петля разомкнулась, и началось второе путешествие, лишенное нормальных календарей и часов...
Последний раз он видел Сакуру два года назад – если точнее, семьсот двадцать один день назад – когда они случайно оказались в мире Клоу вместо планировавшегося Хансина. Волшебная сережка Моконы дала сбой, но это было стопроцентно счастливое совпадение, и воспоминания о трех проведенных во дворце днях остались в памяти Шаорана ярким солнцем и мелодичным смехом.
А теперь...
Он резко подхватил стакан с виски и ополовинил одним глотком, тут же захрипев и закашлявшись, с трудом удержавшись от желания сплюнуть.
Они путешествовали так долго, что постепенно это путешествие начинало казаться бесконечным – и бесполезным. Бесцельным. Лишенным всякого рационального смысла.
Бармен повозился с пультом и включил небольшой телевизор в стене над барной стойкой. Передавали первый утренний выпуск новостей, в котором с восторгом говорилось о подготовке к свадьбе местной наследной принцессы и о важности заключаемого политического союза.
Все мысли были какие-то отстраненные и пустые, потому что думать не хотелось.
Шаоран расплатился и медленно сполз с высокого стула, сам толком не зная, куда собирается идти. Покачнулся и обхватил руками гудящую голову.
И именно в это мгновение входная дверь бара вдруг распахнулась, с грохотом врезавшись в стену.
Двое пьяных в углу лениво приподняли головы. Уборщица от неожиданности выронила ведро, расплескав по полу грязную воду.
- Пуууууу!!! – звонкий вопль перекрыл радостный голос диктора, и что-то мягкое, размером с волейбольный мяч врезалось в солнечное сплетение Шаорана, вышибив из него весь воздух. – Мокона первая, Мокона первая!
В дверном проеме появился Фай, одетый в драные джинсы и клетчатую рубашку, упер кулаки в бедра и с довольной усмешкой воскликнул:
- Ага, вот ты где!
Мимо него решительно протиснулся Курогане, тоже в джинсах и в кожаной байкерской куртке (спустя столько лет путешествий по мирам они научились правильно подбирать местную одежду и даже на всякий случай припасли себе каждый небольшой походный гардероб), тяжелым шагом приблизился к Шаорану, молча вскинул его на плечо и развернулся к выходу.
Мир перевернулся, закружился, и все тревожные мысли куда-то пропали – видимо, вытряхнулись из головы.
- Мы заплатим за дверь, просто Куро-пон сильно беспокоился! – жизнерадостно сообщила бармену Мокона.
Упомянутая дверь со скрипом покачнулась и сорвалась с петель.

*

- Брат!!!
Сакура не была уверена, откуда у нее в легких взялось достаточно воздуха для крика, потому что дыхание вдруг разом перехватило.
Невозможно... Не может быть... Неужели?..
Она встала на рассвете и, не дожидаясь слуг, спустилась в тронный зал, мысленно готовясь к очередному разговору с Советом.
Чтобы обнаружить там Тойю. Живого, бодрого, совершенно здорового на вид, если не считать уже поджившей царапины на лбу, с предельно недовольным выражением лица и нахмуренными бровями. Впрочем, при виде сестры его лицо просветлело, и он приветственно махнул рукой:
- А! Извини, что заставил поволноваться. Мы случайно попали в оставшуюся с давней поры временную ловушку, и нас занесло в параллельный мир... ну, это долгая история... но Юкито вчера наконец нашел способ вернуться, так что... вот они мы! Не хотели будить тебя ночью, решили дождаться утра...
Жрец, стоявший за спинкой трона, мягко улыбнулся ей и поправил очки перебинтованными пальцами.
Сакура покачнулась, с трудом сглотнула, а потом мир перед глазами помутнел и размылся, и она со всех ног бросилась вперед, едва не запутавшись в длинной юбке, обхватила брата за пояс, почти упав ему на колени и уткнувшись лицом ему в грудь.
И разрыдалась.
Громко, навзрыд, испуганно и отчаянно, так, что все ее тело сотрясли судороги.
- Эй, эй! – всполошился Тойя, растерянно и неловко похлопывая ее по спине. – Все хорошо! Ты что?! Эй, ну правда, успокойся...
Сакура помотала головой и дрожащими губами улыбнулась сквозь слезы.
Что же ей делать?

*

В комнате было темно и тихо. Внизу, в парадных покоях дворца, еще продолжалось празднование, посвященное чудесному возвращению пропавшего короля. Но Сакура призналась, что у нее заболела голова, и ушла спать пораньше.
Попугайчики с негромким воркованием чистили друг другу перышки.
Мысли в голове текли размеренно и спокойно, как воды глубокой реки. Сакура сидела на кровати, подтянув колени к груди, и перебирала в пальцах бахрому своей церемониальной накидки.
Ночное небо за окном пестрело крошечными искрами далеких звезд.
Интересно, а какие созвездия светят в других мирах?
Она вздохнула и легла, по-кошачьи свернувшись клубком, но в это самое мгновение вдруг раздался резкий стук в балконную дверь.
Которая была на пятом этаже.
Сакура подскочила с гулко колотившимся от неожиданности сердцем. Вгляделась в смутный силуэт за стеклом – и бросилась к балконной двери, поспешно повернула ручку, дернула створку на себя...
На балконе стоял Фай. Облаченный в знакомый сине-белый костюм, который ему подарили когда-то в Клоу, он широко улыбался, и в голубых глазах отражались искры звезд. За его спиной возвышалась темная фигура Курогане, привычно излучавшая спокойствие и силу.
Ослепительной молнией мелькнула мысль, что Сакура теперь выглядит их ровесницей.
- Но... как... почему... - с трудом выдавила она, схватившись рукой за створку двери, потому что колени подкосились.
- Здравствуй, Сакура-чан! – еще шире улыбнулся Фай. – Мы получили твое послание.
А потом он привычным жестом сдернул тяжелый плащ с плеч Курогане – тот в ответ только раздраженно закатил глаза – и деловито укутал Сакуру, как в одеяло, так плотно, что она не могла пошевелиться.
- Фай-сан, что происходит?! – потрясенно выдохнула она, широко распахнув глаза.
А маг посмотрел на нее со спокойной и чуть лукавой улыбкой – такой знакомой, что Сакура вдруг снова ощутила себя маленькой девочкой и вспомнила чужие воспоминания – с легкостью подхватил ее на руки, подмигнул и торжественно заявил:
- Похищение невесты!
Сердце замерло и тут же заколотилось снова, быстро-быстро и восторженно-тревожно.
Фай деловито передал ее в руки Курогане, потом вскинул ладони и начертил прямо в воздухе цепочку переливчатых сине-сиреневых символов. Взметнулся теплый ветер, подхватил всех троих с балкона и медленно, торжественно опустил на землю.
К Шаорану.
К запрокинувшему голову вверх Шаорану, юному и одновременно очень взрослому, к Шаорану, которому теперь на вид было восемнадцать, к Шаорану, на лице которого были написаны ожидание, надежда, страх, верность...
И Неизбежность.
Та самая, которую постоянно ощущала в своем сердце сама Сакура.
Мокона вскочила на макушку Шаорану и затанцевала, радостно напевая:
- Сакура! Сакура теперь будет путешествовать с нами!
Потом волшебная зверушка взлетела вверх и приземлилась на грудь девушке. Та с трудом выпутала руки из плаща и крепко прижала к себе Мокону, ощутив под пальцами ее теплый мягкий мех.
Они мягко приземлились. Фай забрал Мокону, а Курогане шагнул вперед и решительно пихнул Сакуру в руки Шаорану, лаконично проворчав:
- Твое – носи сам.
И весь мир вокруг словно застыл, перестал существовать и иметь значение.
Потому что они снова были вместе. И она снова смотрела в знакомые, незаменимые и незабываемые светло-карие глаза.
А где-то глубоко внутри весело хихикнула маленькая Сакура-девочка, непосредственно болтая в воздухе босыми ногами, и пропела: «О да, семь лет – такая сокрушительная разница в возрасте! Это, безусловно, достойная причина, чтобы отказаться от человека, который ради тебя еще ребенком отрекся от своей семьи и изменил течение истории всех миров!»
- А теперь поспешим! – с довольным видом хлопнул в ладоши Фай. – Сората и Араши из мира Хансин как раз обещали подготовить свадебную церемонию! По всем правилам, недаром ведь Араши была когда-то жрицей!

*

- Я убью того засранца, который оказал дурное влияние на мою сестру!
Юкито поднял взгляд от древнего манускрипта, вопросительно посмотрел на взъерошенного, раскрасневшегося от ярости короля и мягко спросил:
- Что случилось?
Тойя неразборчиво что-то прорычал, а потом пихнул ему в руки полоску рисовой бумаги, тонко пахнувшей вишневым цветом.
Изящным легким почерком на ней было выведено: «Вернусь с наследником».

1 августа 2012

@темы: Fay, Джен, Гет, Kurogane, Tsubasa:RC, Yukito, Touya, White Mokona, Syaoran\Sakura, PG

---

Мини с Фэндомной Битвы, level 2

[medb.]

Название: Пока костер горит
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Пейринг/Персонажи: Шаоран, Фай, Курогане, Мокона
Категория: джен
Жанр: ангст, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Пост-эпилог. Путешествие продолжается, и найдены ответы на все вопросы – но на все ли?
Примечание: Идея текста возникла на основе заявки №8 IV тура на Clamp Fetish: «Цубаса, пост-канон. Курогане/Фай, Шаоран. Путешествие продолжается, все загадки разгаданы, теперь можно раскрывать карты перед друг другом: вечерние разговоры по душам, кто как раньше жил, кто о чём мечтал и т.д. вплоть до повышения градуса откровенностей. КуроФаи как свершившийся факт. Не стёб. Рейтинг изначально невысокий. Бонус: КуроФайные разговоры и откровенности вполне могут продолжиться позже и с любым рейтингом».
Примечание 2: Относится к циклу драбблов «Шаги».
Количество слов: 2 356

читать

Еще не все дорешено, еще не все разрешено,
Еще не все погасли краски дня,
Еще не жаль огня...
«Машина времени»

Плащ порвался на плече – очевидно, зацепился за какой-то сук, когда Шаоран упал и покатился по склону. Ушибленная рука болела, трудно было сгибать локоть, но, в отличие от плаща, она могла зажить сама.
Фай поцокал языком, потом извлек откуда-то из складок одежды иглу с ниткой. Шаоран поборол смущенную неловкость и покорно отдал свой пострадавший плащ.
Рыжее подвижное пламя костра бросало на все вокруг мягкие золотистые блики. Над головой мерно шелестел листвой могучий старый дуб, и сквозь его ветви виднелись заплаты темно-синего беззвездного неба. Было тихо, только где-то в глубине леса время от времени лениво покрикивала какая-то ночная птица.
Курогане сидел, прислонившись спиной к стволу дуба, и натачивал свой меч, как-то умудряясь управляться одной рукой. На мгновение отвлекшись, он проследил взглядом за взблескиванием иглы в пальцах Фая и вдруг спросил:
- Почему не магией?
В его голосе не было ни обвинения, ни даже удивления, просто интерес.
Мокона, устроившая себе гнездо в капюшоне его плаща, что-то сонно пробормотала.
Фай пожал плечами и задумчиво улыбнулся:
- Мне все еще неуютно использовать ее постоянно. К тому же, зачем применять магию там, где можно обойтись без нее?
Шаоран осторожно потер пострадавшее плечо, уже чувствуя там проступивший синяк, и согласно кивнул. Мама тоже часто говорила так и по возможности вообще избегала того, чтобы применять свою огромную магическую силу...
Он слишком поздно понял, что привлек к себе внимание, поспешил спрятать обе руки за спину, но было уже поздно: Курогане перевел мрачный пристальный взгляд на него и негромко проворчал:
- Ты был невнимателен. В следующий раз такая неосторожность будет стоить тебе головы.
Шаоран невольно вздрогнул, вспомнив, как прямо ему в лицо прилетела тяжеленная каменная булава – он едва успел увернуться.
Они оказались в очередном незнакомом мире, посреди раскисшей от дождей дороги, в темном лесу, окруженные тучей комаров. А в следующее мгновение из глухой чащи на них ринулась целая толпа болотных троллей – безобразных недалеких карликов со скверным нравом. Тролли отчего-то решили, что «наглые людишки» явились, чтобы похитить их благородную грязь многолетней выдержки, на которой местные жители настаивали свое простенькое волшебство. В итоге недоразумение все же удалось уладить, но теперь вся одежда путешественников была заляпана этой особо ценной грязью, которая выглядела и пахла точно так же, как обычная грязь в любом другом измерении.
Судя по всему, вряд ли стоило рассчитывать на какие-то важные научные или магические открытия в этом мире, поэтому было решено устроить привал на ночь, а утром отправляться дальше.
Ветки в костре сухо щелкнули, выплюнув в воздух каскад желтых искр. Фай расправил на коленях заштопанный плащ и притворно вздохнул:
- Куро-папочка, необязательно быть таким строгим.
- Куро-папочка всегда всем недоволен! – пропела вдруг Мокона и вскочила на голову воину.
Курогане с негромким ворчанием смахнул ее, отложил точильный камень, протер клинок тряпицей и убрал меч в ножны, после чего протянул руку Шаорану:
- Давай свой.
Тот с поклоном передал воину собственный меч и опять, уже не скрываясь, помассировал ушибленное плечо. Он чувствовал себя неловко, но не потому, что не мог позаботиться о себе, а потому, что нашлись люди, готовые заботиться о нем.
Как когда-то давно, в дважды отдаленном детстве.
Мокона покружилась в воздухе, потом плюхнулась на колени Фаю и с бестактным детским любопытством протянула:
- А каким папочкой был другой Шаоран? Очень-очень хорошим, да?!
Шаоран вздрогнул, с трудом сглотнул внезапно вставший в горле комок и решительно кивнул:
- Именно.
Его воспоминания о родителях казались теперь невозможно далекими и бледными, они словно постепенно выцветали. Он смотрел на них, как сквозь зеленоватую толщу воды, которая все размывала и искажала пропорции. Из-за заклинания Фей Вонг Рида ему два раза пришлось прожить один временной отрезок, и теперь его собственная память сливалась, переплеталась с воспоминаниями другого Шаорана, которые постепенно переставали восприниматься чужими... и он все чаще ощущал себя раздвоенным, расколотым, потому что память говорила, что он одновременно висел в своей стеклянной темнице и путешествовал с остальными...
Глаза слезились от горького дыма костра. Шаоран сморгнул и заставил себя продолжить, поддавшись внезапному порыву откровения:
- Мы жили на острове, вдали от города – он всегда висел где-то на горизонте темным силуэтом. Я помню мраморные павильоны с колоннами, журчание реки под окном, а еще аромат цветов – мама очень любила цветы, у нас в саду всегда были белые хризантемы, а еще вишня. Нас редко навещали другие люди, только иногда приходили три мамины подруги. Мама учила меня магии, отец показывал, как правильно обращаться с мечом... Но мне всегда казалось, что они чего-то ждут. Они порой смотрели на меня так, словно не знали, что делать, и я не понимал тогда, почему...
Он на мгновение зажмурился, а когда снова открыл глаза, Курогане молча протянул ему свежезаточенный меч.
Меч отца. Душа огня.
Фай коротко кашлянул, потом гибко потянулся всем телом и прищурил глаза в улыбке:
- Я помню свое детство очень плохо. Все воспоминания долгое время скрывались за постоянными мыслями о Долине, словно ее холод заморозил всю мою память, - маг качнул головой и задумчиво дернул пальцами прядь отросших волос. – Ну, это вы видели... Но теперь я начинаю вспоминать какие-то отдельные фрагменты, сцены. Когда мы были совсем маленькими, до нас с Фаем никому не было дела: слуги нас сторонились и шептались о проклятии близнецов, но король тоже не обращал на нас внимания, и мы могли спокойно играть сами или учить разные языки по книгам в библиотеке. А еще иногда, очень редко, нас вызывала к себе мама.
Шаоран неловко поерзал на бревне. Странно было понимать, что Фай носит чужое имя, не свое собственное, но одновременно совсем неправильным казалось звать его Юи.
Маг устремил взгляд куда-то в небо и медленно продолжил:
- Я помню только, что у нее были длинные светлые волосы, ласковые руки и мягкая улыбка... Она постоянно болела, но все равно улыбалась... Я ведь создал Чии именно на основе этого смутного образа из моих забытых воспоминаний.
Мокона подпрыгнула у него на коленях, блестя крошечными капельками слез на пушистых щеках, и воскликнула:
- Это очень грустно! Но теперь у Фая ведь снова есть хорошие воспоминания, правда?!
- Разумеется! – легко рассмеялся маг и чмокнул ее в лоб, успокаивая.
Мокона хихикнула – ее настроения сменялись быстро, как у маленького ребенка – подлетела к Шаорану и в свою очередь поцеловала его в щеку. Он почувствовал, что краснеет, но не смог сдержать улыбку.
- А Мокона помнит много хорошего из детства! – с довольным видом сообщила зверушка и перескочила через костер, чтобы приземлиться на плечо Курогане. – Мы с другой Моконой постоянно были вместе, с тех пор, как проснулись и увидели Юко и Клоу! Они показали и рассказали нам столько всего интересного, и постоянно угощали нас разными вкусностями, и еще научили нас общаться на расстоянии, чтобы мы были вместе, даже когда мы далеко друг от друга! А потом нас снова уложили спать... И когда мы проснулись, Клоу уже не было... - длинные белые уши уныло опустились, но в следующее мгновение Мокона оживилась и радостно подпрыгнула. – Но зато были Шаоран, и Ватануки, и все остальные!
Курогане выразительно фыркнул, потом прикрыл глаза и ссутулил плечи, явно приготовившись немного вздремнуть.
Фай тепло улыбнулся Моконе, после чего вдруг придвинулся поближе к Шаорану и принялся осторожно ощупывать его пострадавшее плечо. Пальцы у мага были чуткие и приятно прохладные.
- Вроде просто ушиб, - наконец вздохнул он. – А у нас закончилась лечебная мазь... К сожалению, мне никогда не давались исцеляющие заклинания, хотя Ашура-сама прилагал много усилий, чтобы меня научить. Он наверняка знал, что я просто неспособен им выучиться, но все равно уступал моим просьбам и тратил на меня все свое свободное время...
Курогане вдруг открыл глаза и устремил пристальный взгляд на Фая. Лицо воина осталось бесстрастным, но Шаоран заметил, как крепко он стиснул зубы, и тактично отвернулся. Похоже, это имя по-прежнему вызывало у Курогане смешанные эмоции, особенно когда Фай вспоминал о своем покойном короле с такой печально-мягкой улыбкой, как сейчас.
Притихшая было Мокона встрепенулась, издала свое любимое восклицание:
- Пуууууу! – и вдруг широко раскрыла рот.
Сияние магии на пару секунд утопило в себе свет костра, а в следующее мгновение на землю у ног путешественников телепортировались блюда с ароматно пахнущими кушаньями. Шаоран не знал названий половины из них, но при виде аппетитной еды в животе тут же забурчало от голода.
- Ватануки благодарит нас за аконитовых собачек, которых мы отправили ему вчера! – радостно сообщила Мокона и перекувырнулась в воздухе.
Накануне путешественники действительно наткнулись на целое поле этих растений – длинный стебель и на нем колоском ярко-синие цветки, похожие на разинутые пасти, которые наперебой лаяли и щелкали лепестками. Фай сказал, что аконитовые собачки очень редкие и являются важным ингредиентом для многих заклинаний.
Поздний ужин проходил в спокойном молчании. Умиротворяюще шелестели ветви дуба, негромко потрескивал костер. Мокона, быстро расправившись со своей порцией, вооружилась палочками и принялась таскать еду у Курогане. Тот уже даже не особо сопротивлялся, сам пододвигал ей свою тарелку. Шаорана не уставало поражать, насколько ловко Курогане управляется одной рукой, словно совсем не ощущая дискомфорта. Они покинули мир Клоу примерно два месяца назад, сережка Моконы позволяла выбирать путь среди уже знакомых миров, но завихрения развернутой временной петли мешали точно прокладывать маршрут, и им все никак не удавалось снова попасть в Пиффл, чтобы сделать Курогане новый протез.
Фай погладил жующую Мокону по ушам и с невозмутимым видом переложил овощи со своей тарелки воину.
- Витамины полезны, Куро-тан! – наставительно произнес маг, подняв вверх указательный палец.
- Сам ешь, - отозвался Курогане, не спуская с него пристального взгляда.
Фай в ответ с безмятежной улыбкой пожал плечами:
- Я себе еще возьму.
Шаоран почувствовал, как уголки его губ приподнимаются вверх, и поспешно опустил голову. Так странно было наблюдать теперь за спутниками, за их разговорами, их жестами, тем, как они всегда слегка повернуты друг к другу. В их отношениях появилась спокойная ровная глубина, которой не было в самом начале путешествия: раньше им мешали взаимное непонимание, притворство, темные тайны прошлого. Сейчас все это осталось позади.
Фай отставил в сторонку пустую посуду, плотнее укутался в свой плащ – костер медленно прогорал, и становилось прохладно – и протянул:
- Раз уж у нас сегодня вечер откровений, то Куро-пон тоже не может остаться в стороне! Конечно, Шаоран видел твои воспоминания глазами другого Шаорана, но это не считается! Ты тоже должен что-нибудь рассказать про свое детство!
- Рассказать, рассказать! – радостно затараторила Мокона, подпрыгивая на макушке Курогане.
Тот снова привычно смахнул ее и неразборчиво что-то проворчал. Потом прерывисто вздохнул, с недовольным видом потер шею и сообщил:
- Своего первого демона я убил в четыре года.
- Я всегда знал, что Куро-сама с самого рождения был героем! – с преувеличенным восторгом воскликнул Фай и хлопнул в ладоши.
- Ты будешь слушать дальше или нет?! – прорычал воин.
Маг с готовностью закивал и невинно уточнил:
- Это после этого случая у тебя появился шрам на левом бедре?
Шаоран озадаченно моргнул, пытаясь понять, откуда Фаю может быть известно о подобном шраме, потом решил, что над некоторыми вопросами лучше не задумываться.
Курогане нахмурился, но все же признал:
- Да. Меня уложили спать в детской, мать оставила мне свои яшмовые четки, как оберег, и они с отцом уехали на прием в императорский дворец. Стражи отвлеклись или ненадолго отошли, не знаю, но ночью в детскую прополз демон, принявший облик змеи, и напал на меня, - воин ненадолго замолчал, потом пожал плечами. – Я задушил его четками. Кажется, мне снилось, что я учусь затягивать подпругу на седле – отец накануне обещал научить меня ездить на лошади.
Фай негромко засмеялся, поспешно прикрыв рот ладонью. Шаоран очень ярко представил себе эту сцену – маленький спящий Курогане душит огромную змею – и никак не мог решить, улыбаться ему или нервно содрогнуться.
Мокона тоже захихикала, а потом внезапно погрустнела и вздохнула:
- Жаль, что Сакура не отправилась с нами. Она бы сейчас тоже что-нибудь рассказала интересное и веселое!
Шаоран вздрогнул и опустил взгляд.
Они не виделись всего два месяца, но в груди все равно противно ныло тоскливое чувство одиночества.
Фай снова погладил Мокону по ушам – Шаоран макушкой ощущал его серьезный внимательный взгляд – и задумчиво произнес:
- Наша семья – часть нас. Но, несмотря ни на что, несмотря на всю боль, несмотря на все невыносимое горе, мы не умираем, лишившись своей семьи. И, если продолжишь жить, однажды можешь найти новую семью.
Курогане с хрустом выпрямил колени и презрительно фыркнул:
- В какой псевдофилософской книжке ты это вычитал?
Фай радостно улыбнулся и беспечно пожал плечами в ответ:
- В маленькой книжной лавке в прошлом мире. Это было в предисловии к сборнику стихотворений одного местного поэта.
Шаоран вновь озадаченно моргнул, осознав, что потерял нить разговора.
Мокона запрыгнула на руки к магу и весело запела, вертя ушами:
- Мокона тоже поэт! Мокона умеет рифмовать! – она откашлялась и гордо продекламировала: - Хмурит брови Куро-пон, недоволен нами он, скоро будет нас ругать и по лесу нас гонять!
Курогане молча потер лоб. Потом поднялся на ноги и шагнул за пределы круга света от костра, бросив через плечо:
- Гнать вас за дровами все равно бесполезно. Сам схожу.
- Мы с мамочкой любим тебя, папочка! – проворковала ему вслед Мокона, потом подумала и метнулась его догонять. Воин невозмутимо перехватил ее ладонью на лету, не дав врезаться в дерево, и закинул себе в капюшон.
Маг проводил их внимательным взглядом с мягкой улыбкой, потом повернулся к Шаорану.
Сложно было привыкнуть вновь видеть Фая с синими глазами. Магия сияла в них с обновленной силой, живая, чистая, полная многоцветных искр. Шаоран не сразу заметил, но теперь глаза Фая казались светлее, хотя цвет их стал таким же, как в начале путешествия – возможно, причина была в том, что пропали темные тени, крывшиеся в глубине его зрачков.
- Это, оказывается, здорово – жить за себя, - вдруг негромко произнес маг.
Шаоран вздрогнул и удивленно вскинул взгляд.
Улыбка Фая стала печальной, он провел ладонью по волосам, словно удивляясь их длине:
- Так тяжело молчать, когда знаешь часть ответов, но не имеешь права ничего сказать. Тебе ведь знакомо это чувство? – не дожидаясь ответа, он откинулся назад, опираясь ладонями на землю и запрокинув голову к небу. – Но зато так легко теперь, когда я знаю, что могу без оглядки рассказывать, что угодно, могу говорить, что думаю на самом деле.
Шаоран закрыл глаза, с силой сглотнул комок в горле и кивнул.
Блики затухающего костра теплым касанием скользили по коже. Усиливался ветер в ветвях, и ночной воздух пах смолой и травами.
Под закрытыми веками скользили сотни самых разных образов, и среди них были сияющие белые перья, розовые цветочные лепестки, зеленые глаза под пушистой русой челкой, сияние меча с рукоятью в форме дракона, стилизованный синий силуэт феникса, яркая капля сережки в длинном кроличьем ухе, очки в тонкой серебристой оправе, пустое сиреневое кимоно с узором из бабочек, сильные руки отца и мягкая улыбка матери...
Если продолжишь жить, можешь найти новую семью?
К добру или к худу – но он выбрал.
Однажды и навсегда.

31 июля 2012

@темы: Fay, Джен, Kurogane, Tsubasa:RC, Syaoran, White Mokona, PG

---

Фанфик "Поразить цель".

[Луиза де Белль]

Фандомы: Триплексоголик и Сакура, собирательница карт.
Название: Поразить цель.
Автор: Диана Белл.
Пейринг: Доумеки/Ватануки; Тоя/Юкито.
Действующие лица: Химавари, Юко, Макона, Сакура, Томое.
Вид: кроссовер.
Форма: мини.
Категория: сёнен-ай.
Рейтинг: PG-13.
Жанр: романс, спокон.
Краткое содержание: герои принимают участие в соревновании по стрельбе из лука, друзья за них болеют.
Предупреждение: возможны несовпадения в канонических деталях.
Примечание: на сюжет немного повлияла одна заявка с clamp-fest.
Авторские права: не у меня; материальной прибыли не извлекаю.

На Цукиширо Юкито он сразу обратил внимание. И даже не потому, что посчитал того самым опасным соперником. Доумеки обеспокоило другое - у этого юноши была очень необычная аура. Доумеки не чувствовал никакой угрозы, исходящей от Цукиширо, но на всякий случай решил за ним приглядывать: любая странность могла оказаться как безобидной, так и весьма опасной, и следовало всегда быть начеку. Тем более, когда рядом находился Ватануки, обладающий невероятной способностью притягивать различные неприятности.
Хотя Цукиширо меньше всего походил на источник неприятностей. Он улыбался мягкой доброй улыбкой и выглядел спокойным, скромным и безобидным.
Доумеки видел, что он приехал на соревнования в сопровождении друзей - серьёзного юноши Киномото, также старшеклассника, и двух девочек помладше. Девочки весело щебетали, подбадривали Цукиширо, желая ему удачи. Киномото говорил мало, но не отходил от Цукиширо ни на шаг, в его взгляде читались забота и участие.
Доумеки почувствовал укол зависти. Если бы Ватануки был так же внимателен к нему! Но Ватануки даже не смотрел в его сторону, с блаженным выражением лица порхая вокруг Куноги. Наверно, на это соревнование по стрельбе, в котором принимал участие Доумеки, Ватануки привело только желание лишний раз провести время с Куноги, а вовсе не стремление поболеть за товарища. Доумеки неслышно вздохнул.
Юко хлопнула в ладоши.
- Думаю, нам пора идти на трибуну, - заявила она. - Иначе все удобные места окажутся заняты!
- Да, идём, идём! Макона хочет лучшие места!
- Хорошо постарайся, Доумеки-кун, - улыбнулась Химавари. - Мы болеем за тебя!
- Да, мы рассчитываем на твою победу, Доумеки, - проговорила Юко. - Потом отметим её праздничным ужином и саке! Правда, Ватануки?
- Не собираюсь я готовить для него праздничный ужин! - вскинулся Ватануки.
Сколько бы раз Доумеки ни слышал от Ватануки пренебрежительные сердитые слова, свидетельствующие о неприязни, всё равно это было тяжело, хотя он никогда не показывал вида.
Доумеки отвернулся. И увидел, как Киномото обнял Цукиширо за плечи и что-то шептал, склонившись к его уху. Несомненно, желал удачи. Цукиширо нежно улыбнулся другу.
На плечо Доумеки легла чья-то рука. Он чуть не вздрогнул и оглянулся.
- Ну, мы пошли! - бодро воскликнула Юко, похлопав его по спине. - Не промахнись, Доумеки, цель ждёт тебя!
- Спасибо, Юко-сан, - ответил Доумеки.
Юко схватила Химавари за руку и увлекла вперёд. Ватануки бросился следом, бросив на ходу:
- Удачи тебе!
Совершенно дежурные слова, безрадостно подумал Доумеки.
В соревновании принимали участие лучшие стрелки всего Токио и его пригородов, поэтому первый тур длился долго.
Доумеки без труда поразил все мишени и вышел в полуфинал. Среди других сильнейших стрелков оказался и Цукиширо, что совершенно не удивило Доумеки.
Когда объявили перерыв, участники смогли вновь встретиться со своими друзьями.
Зная, что соревнование продлится целый день, почти все спортсмены и болельщики принесли с собой еду и напитки, и сейчас собирались подкрепиться.
Доумеки с удивлением отметил, что его друзья и компания, сопровождающая Цукиширо, сидели на соседних рядах.
- Еда, еда! Саке, саке! - радовалась Макона.
- Никакого саке в общественном месте! - декларировал Ватануки. - Обойдётесь чаем.
- Ватануки, какой ты строгий! - усмехнулась Юко. - Ну, хотя бы данго ты сделал?
- Сделал, сделал.
Ватануки достал собственноручно приготовленные бенто и принялся раздавать друзьям. Доумеки коробка досталась в последнюю очередь.
- Вот! И скажи спасибо, что я тратил своё драгоценное время, чтобы приготовить еду такому проглоту!
Безнадёжно. Доумеки открыл коробку, взял палочки и принялся за еду.
- Очень вкусно! Я так люблю т... приготовленную тобой еду!
Доумеки покосился на соседний ряд и убедился, что эти слова произнёс Цукиширо. Он сидел бок о бок со своим другом и счастливо улыбался. Киномото улыбнулся в ответ и протянул ему свою коробку.
- Если хочешь, бери ещё.
К некоторым людям судьба благосклонна, подумал Доумеки. Ватануки уже давно отвернулся от него, расспрашивая о чём-то Куноги.
Быстро расправившись с едой, Доумеки сложил руки на коленях и уставился в одну точку. Ему не хотелось ни слушать восторженный лепет Ватануки, обращённый не к нему, ни видеть, как другие люди наслаждаются взаимными чувствами.
Он едва не вздрогнул, когда услышал у своего уха горячий шёпот:
- Ну нельзя же так ревновать к чужим отношениям!
- Что?.. Юко-сан, о чём вы говорите?
- Ты и сам знаешь, о чём я говорю, - протянула ведьма. - А я знаю, что любая стрела может достичь цели. Если постараться.
- Иногда никакого старания недостаточно, Юко-сан, - с тоской ответил Доумеки.
- И всё-таки не теряй надежды.
- Простите, - сказал Доумеки и поднялся со скамьи. - Скоро начнётся полуфинал, пора готовиться.
Цукиширо и Киномото тоже встали. Доумеки видел, что Киномото проводил своего друга до самого додзё и быстро обнял, желая успеха.
Цукиширо держался абсолютно спокойно, словно совсем не ведая волнения или страха. Он с улыбкой выполнял все необходимые действия, ни на йоту не отклоняясь от правил, тетива, казалось, пела в его руках, и все стрелы безукоризненно достигали цели. Когда была не его очередь стрелять, он вежливо наблюдал за соперниками, но чаще его взгляд обращался к трибунам.
Доумеки на трибуны не смотрел, не желая видеть, как Ватануки любуется своей соседкой и не обращает внимания на стрелков. Только упорные тренировки и мастерство концентрации позволило Доумеки не сделать ни одной ошибки даже в таком угнетённом состоянии духа.
- Цукиширо Юкито и Доумеки Шизука выходят в финал!
Цукиширо, вежливо улыбаясь, протянул ему руку. Доумеки пожал её.
- Желаю удачи. Вы прекрасно стреляли.
- Вы тоже, - отрицать очевидное было бы нелепо.
Финал - кульминация любого соревнования. И, хотя стрельба из лука не тот вид спорта, в котором могут кипеть дикие страсти, зрители изрядно волновались, кажется, гораздо больше, чем сами финалисты. Цукиширо безмятежно улыбался. А по лицу Доумеки вообще невозможно было прочесть его эмоции.
Доумеки не сомневался в своём мастерстве в стрельбе. Но считал, что в некоторой другой области его успехи не то что стремились к нулю, а уходили в минус. И как тут поразить цель?
- Доумеки! - раздался вдруг самый важный на свете голос.
Он вздрогнул и обернулся.
Ватануки стоял у самого парапета и махал ему рукой.
- Доумеки, давай! Удачи тебе!

28. 05. 2011.

@темы: Doumeki\Watanuki, Touya\Yukito

---

Позволить быть рядом (xxxHOLiC)

[Luchiana]

Название: Позволить быть рядом.
Фандом: xxxHOLiC.
Автор:  Luchiana aka  Soy Kotya.
Пейринг: Доумеки/Ватануки.
Размер: мини: 15 745 знаков с пробелами.
Рейтинг: PG-13
Жанр: мистика, немного романс, преслэш.
Краткое содержание: Ватануки мучают кошмары. Но могут ли Ватануки Кимихиро мучать обычные кошмары?..
Дисклеймер: CLAMP.
От автора: автор давненько не обращался к канону и просит прощения за возможные неточности, сделанные в угоду сюжету.

Ватануки стенал и рвался. Чьи-то руки хватали его, грубо оглаживали обнаженную кожу, оставляли продолговатые алеющие царапины по всему телу. Сердце колотилось бешеной повозкой, катящейся по ухабистой дороге: неровный перестук на предельной скорости угрожал вот-вот окончиться катастрофой. Горло разрывалось криком, но Кимихиро не понимал, что он кричит. До него только, словно издалека, доносилось слабое «Ки… Ки… Эки…»
Позже он просыпался весь в поту и окидывал еще сонным взглядом свою спартански обставленную комнату.

Выйдя из квартиры, Ватануки заметил внизу дожидающегося его Доумеки и скрипнул зубами с досады. Однако в очередной раз кричать и возмущаться он не стал: что ни говори, но за последние две недели ему от духов совсем житья не стало, а этот придурок Доумеки был гарантом того, что хотя бы до школы он дойдет спокойно. От сознания этого становилось еще обиднее, обида переплавлялась в злость, не находила выхода и разъедала изнутри.
- Сегодня онигири с тунцом?
Ватануки прошел мимо, сделав вид, что вообще не знает двинувшегося за ним следом парня.
- Я просил с тунцом.
Ватануки лишь крепче стиснул зубы. Больше всего хотелось послать своего провожатого куда подальше, но он и так измучился за ночь. Эта короткая передышка нужна была как воздух.
Все беды и ужасное настроение испарились вмиг, стоило завидеть вдалеке два длинных вьющихся хвостика несравненной Куноги:
- Хим-мавари-ча-ан! – пронесся он быстрее пули и выскочил прямо перед девушкой.
Та засмеялась:
- Ватануки-кун! Доумеки-кун! Доброе утро!
- Доброе утро, Химавари-чан!
Доумеки лишь вежливо кивнул и пошел рядом. Ватануки влез между ними, оттесняя парня, и принялся расспрашивать Куноги о том, как ей спалось и что снилось. Та в ответ поведала какой-то бредовый сон и стала расспрашивать Ватануки в ответ.
- Что ты, Химавари-чан! Я никогда не помню, что мне снится!
Лжец.
- В любом случае, мне всегда снится совершеннейшая чепуха!
Ты ж не помнишь.
- Целое поле разговаривающих подсолнухов – это же так здорово, Химавари-чан! Мне всегда нравится слушать про твои сны!
Идиот. Уже послушал однажды – напомнить, чем закончилось?
Доумеки почувствовал, что злится. Не на Куноги, нет. Куноги – чудесная девушка, он искренне ей симпатизировал, но вот этот идиот…
- Ватануки-кун, подожди. Что это у тебя под глазами? Такие темные круги… Ты не спал всю ночь?
Что?..
Если немного присмотреться, то несложно заметить, что под глазами Ватануки действительно залегли тени. И как он раньше не обратил внимания…
- Ватануки-кун, так нельзя, - погрозила Куноги пальцем. – В нашем возрасте обязательно нужно высыпаться, иначе будут проблемы со здоровьем.
- Ну что ты, Химавари-чан, конечно, я высыпаюсь! Правда-правда! Ну, может, только вчера вечером немного засиделся за учебниками…
Врет ведь. Видно же. Но Куноги в ответ кивает и щебечет в ответ, что сегодня Ватануки-кун просто обязан лечь спать пораньше. Тот клятвенно ее в этом заверяет и они переключаются на что-то другое.
Иногда было очень забавно слушать, как они говорят о всякой ерунде, словно обычные школьники, все втроем притворяясь, будто бы нет вовсе того загадочного мира, в котором каждый из них жил чуть больше, чем в обычной реальности. Словно не было духов, вечно охотящихся на крикливую обезьяну, проклятья, смертельным ядом пропитавшего жизнь улыбчивой девочки с таким солнечно-цветочным именем, и его собственной удивительной силы. Словно не было ведьмы с ее магазином, вещих снов, загадочных смертей и злобных чудовищ. Словно они каждый день не ждали подспудно какого-нибудь очередного подвоха от судьбы. Просто три подростка, идущих утром в школу.

- И помни, Ватануки, если ты скажешь неправду, тебя семь лет будут преследовать несчастья! – Юко-сан сделала страшные глаза, а Черная Мокона запрыгала на месте.
- Несчастья! Несчастья! Сем лет несчастий!
- Это значит, что я еще целых семь лет буду работать в вашем магазине?! – Ватануки картинно возвел очи горе.
- Так что, Ватануки, кого ты позовешь на помощь, если попадешь в беду?
Кимихиро силился, но никак не мог понять, как он вновь оказался втянут в очередную идиотскую игру Ведьмы. Это было похоже на ночь страшных рассказов: они сидели все вместе, вокруг горели свечи. Только темные духи не ломились в дверь, но это еще ни о чем не говорило. От приторного запаха благовоний кружилась голова и окружающий мир виделся словно в тумане. Вдобавок ко всему он уже две недели мучился кошмарами и почти не спал нормально. Точнее сказать, вообще не спал.
Несмотря на все шуточки, отвечать следовало правдиво. Юко-сан хоть и кажется легкомысленной, но это опасное заблуждение. И если она говорит, что его ждет семь лет несчастий, если он солжет, значит, на самом деле – все четырнадцать.
«Кого ты позовешь на помощь, если попадешь в беду?»
- Доумеки, - отвечает он еле слышно, и тут же взрывается: - Только не думай о себе слишком много, придурок! Это только потому, что от Моконы никакого толку, Юко-сан сдерет за любую помощь столько, что я в жизни не рассчитаюсь, а подвергать опасности Химавари-чан я не буду!
Ватануки вопит и машет руками, но он уже не слушает. Главное – сказано.
- Теперь твоя очередь, Доумеки-кун.
Доумеки вздрагивает от вкрадчивого голоса Ведьмы Измерений и отвечает:
- Дедушку.

По Ватануки видно было, как сильно он задет. Он даже не возмущался тем, что Доумеки провожает его домой, хотя его храм давно позади. Молчание затягивается… И внезапно прерывается.
- И почему же ты не позовешь на помощь меня, если окажешься в беде?!
- Потому что я могу оказаться в беде только тогда, когда отправлюсь выручать тебя.
Ватануки всегда было вдвойне обидно, когда Доумеки оказывался прав. Чертов Доумеки!
- Никогда не знаешь наперед! – упрямо возразил Кимихиро, вздергивая подбородок и глядя на Доумеки снизу вверх. – Может быть, это ты окажешься в беде!
- Если я окажусь в беде, а ты отправишься меня выручать, то тогда мне придется спасать тебя, - спокойно возразил Доумеки и спрятал руки в карманы, отстраняясь.
Чертов Доумеки! Проклятый Доумеки!
- Да что ты себе возомнил?! Никогда, слышишь, никогда я не позову тебя на помощь! Без тебя обойдусь! И не смей больше притаскиваться за мной по утрам! И таскаться за мной до магазина не смей! Оставь меня в покое.
Он столько лет в одиночку справлялся с духами, с неприятностями. И в крайней случае всегда есть Юко-сан. Которая выручит и спасет, взяв за это очередную идиотскую плату. Так надежней. Так спокойней. Он больше никогда не позовет на помощь этого придурка Доумеки.
Доумеки в ответ на его тираду молча жмет плечами и отворачивается. Ватануки идет домой. Не услышав за спиной знакомых шагов, оборачивается. Доумеки продолжает стоять посреди тротуара, разглядывая нижние ветви алеющего клена. Ватануки вновь разворачивается и шагает знакомой дорогой. Шагов за спиной больше не раздается.

Ватануки опомнился только тогда, когда стал пересчитывать коробочки с обедом. Одну - розовую, с ромашками – он сделал для Куноги, вторую, в сине-зеленую полоску, для себя, а третью, в простой черной коробочке без рисунков… Чертов Доумеки! Не дождется! Ватануки засунул все три коробочки в мешочек с твердым намерением угостить кого-нибудь из одноклассников. Ну, хотя бы Иваю-куна, который периодически одалживает ему карандаш.
Ватануки решительно завязал тесемки и пошатнулся. Эти ночные кошмары совсем измучили его. Иногда казалось, будто он вовсе не спит, а бодрствует в двух реальностях по очереди.
Выйдя из квартиры, он первым делом посмотрел вниз: никого. Мальчик глубоко вдохнул и решительно зашагал в школу, твердо намереваясь не обращать внимания на всяких там духов.

Твари обступили его кругом так, что каждый шаг на пути к знаниям приходилось буквально отвоевывать, поэтому, когда все духи разом исчезли, как по мановению волшебной палочки, Ватануки едва удержал равновесие. Мимо с независимым видом прошествовал Доумеки. Ватануки молча двинулся за ним, держа дистанцию, но в то же время стараясь не отставать, зная по опыту: стоит Доумеки скрыться с глаз, и его вновь окружат.
Доумеки изо всех сил сдерживался, чтобы не оглянуться. С одной стороны, ужасно хотелось проверить, рядом ли этот крикливый болван или же опять корчится в немыслимых позах где-то посреди дороги. С другой, он прекрасно понимал, что стоит Ватануки хоть на миг заподозрить неслучайность их встречи, и он из чистого ослиного упрямства станет дожидаться, чтобы он, Доумеки, отошел подальше.
Зачем он это делал, Доумеки и сам толком не понимал. После всего услышанного вчера любой бы просто обиделся и наплевал на этого психа. Но какая-то внутренняя сила, какое-то особое чутье не позволяло ему оставить парня одного. Особенно сейчас, когда он едва плетется, то и дело петляя по абсолютно ровной дороге, и даже при виде Куноги не несется сломя голову, как обычно, а только едва улыбается и приветственно машет ей рукой. Под глазами уже не просто тени – настоящие мешки. И ведь ни за что не расскажет, что с ним происходит. Кажется, именно это было больнее всего.
«Никогда, слышишь, никогда я не позову тебя на помощь!»
Доумеки продолжал идти вперед, слушая за спиной обеспокоенное щебетание Куноги и вялые отмашки Ватануки.

- Доумеки-кун! Иди к нам! Ватануки-кун приготовил бенто и для тебя!
- Нет-нет, Химавари-чан! Это… Это вовсе не для него!
Доумеки подошел, удивляясь про себя: так Ватануки все же приготовил для него обед? После вчерашнего?
Отчаянно красный Кимихиро зыркал на него исподлобья, нахохлившийся и едва не шипящий, как разъяренная кошка. Куноги протянула ему черную коробочку. Под крышкой оказался рис с овощами и «осьминожки». То, что он вчера просил, и хотя Ватануки говорил что-то про благодарность этому ботанику Ивае, Доумеки пребывал в полной уверенности, что бенто был приготовлен специально для него, пусть даже сам Кимихиро этого и не хотел. Доумеки пристально посмотрел на свой обед, невозмутимо сел на соседнюю ступеньку и съел все до последней рисинки.
- Вкусно. Завтра я хочу суши. Обязательно с угрем.
- Не дождешься! – Ватануки вырвал у него из рук коробочку и с остервенением стал запихивать ее в мешочек, путаясь в тесемках.
Вдоволь налюбовавшись на его мучения, Доумеки взял из его рук мешочек, аккуратно завязал на тугой узел и красивый бант и протянул обратно Кимихиро. Тот взял не глядя и ушел в класс.
- Доумеки-кун.
Доумеки вопросительно посмотрел на Куноги.
- Доумеки-кун, позаботься о нем, пожалуйста, хорошо?
Временами, когда Куноги улыбалась вот так, как сейчас, Доумеки начинал хорошо понимать, что именно Ватануки находит в ней. Он кивнул в ответ и направился в класс.

Сегодняшний сон отличался от предыдущих. Бесчисленные руки, тянувшиеся к нему из темноты, раздирали его почти в кровь. Отовсюду слышались стоны и крики. Сегодня он не кричал, словно что-то отобрало у него голос. Отдаленное эхо какого-то «эки» больше не давало надежду. Кимихиро, захлебываясь беззвучным криком, рвался прочь, сбрасывал с себя противные холодные руки, но это не помогало. Вдруг тьма под его ногами стала влажной. Пятки провалились в нее, словно в песок. Ватануки затягивало в эту ослепительную, мертвую тьму.

Доумеки не знал, зачем пришел сюда посреди ночи, когда все нормальные люди спят, но что-то неясное, ускользающее, словно немой крик, звало в квартиру Ватануки.
«Позаботься о нем, пожалуйста».
В конце концов, у него есть оправдание: он дал слово. Если он беспокоится зря, тем лучше. Только проверит, что все в порядке, развернется и уйдет, выслушав очередную порцию ругани и воплей.
То, что он увидел, войдя в незапертую дверь квартиры, после того, как никто ему не открыл, заставило Доумеки обомлеть от ужаса. Ватануки беззвучно стонал, метался по футону и… исчезал. Его ноги миллиметр за миллиметром словно растворялись в воздухе. Не раздумывая, Доумеки подхватил друга на руки и со всех ног бросился в магазин Ведьмы.

Юко ждала почти у самых ворот. Невозмутимая, но ее губ не касалась обычная насмешливая улыбка. Доумеки был уверен, что она беспокоится за мальчишку.
- Что мне сделать, чтобы спасти его?
Ведьма Измерений смотрела, как Ватануки медленно исчезает, и не произносила ни слова.
- Как мне его спасти?! Какую цену я должен заплатить?
Ведьма молчала, а Ватануки все так же исчезал. Доумеки начал терять терпение.
- Как мне…
- А ты уверен, что он нуждается в твоей помощи? Что он хочет ее?
Доумеки опешил, отшатнулся, словно его ударили, и разъярился:
- Мне все равно, чего хочет или не хочет этот придурок! Но он не должен исчезнуть!
Ведьма посмотрела на него, и Доумеки похолодел. Эта женщина звала себя Ведьмой Измерений. И, пожалуй, только со всех измерений мира можно вобрать в один взгляд такую безнадежную тоску.
- К сожалению, пока он сам не захочет, чтобы его спасли, не поможет даже моя сила.
- Что с ним?
- Его поглощает один из самых страшных духов – дух одиночества. Пока Ватануки не позволит кому-то быть рядом с собой, надежды на спасение нет.
- Где найти этого духа? Я уничтожу его.
- Все духи, Доумеки-кун, это порождения человеческих душ. Ты не можешь убить его, так как он – это часть Ватануки. Я могу сделать только одно: отправить тебя на границу мира снов, где сейчас находится сознание Ватануки. Но пока он не позовет тебя, ты не сможешь войти в его сон.
- Цена?
- У твоего дедушки в библиотеке есть Книга темных снов. Она подойдет.
- Хорошо, я отдам. Только отправьте меня туда.
- Уверен?
- Да.
- А если он не позовет тебя?
- Позовет.

Мерзкая пустота затягивала все глубже. Он уже не чувствовал своего тела ниже груди. Ватануки понимал, что это не просто сон: если его затянет – это будет концом всего. Он вглядывался в непроницаемую тьму, ища в ней хоть что-нибудь.
Школа, магазин, несносная Мокона, ленивая Ведьма, прекрасная Химавари-чан… даже проклятый Доумеки – лучше, чем это зияющее под ним Ничто.
Что же это был за звук, звук, спасавший его прежде, даривший надежду, рвавшийся из самых глубин его души?
«Ки»
«Ки»
«Эки»
- Доумеки, - сорвалось с губ.

Доумеки плохо понимал, где находится. Он видел только огромную дверь и твердо знал, что должен попасть за нее. Он толкал ее, дергал на себя, стучался, звал. Глухо. Так же, как когда он пытался достучаться до ворчливого придурка, чтобы объяснить простую вещь: он не должен умирать. Ни за что.
Внезапно дверь поддалась. Доумеки рванул ее со всей силы и вбежал внутрь. Вокруг – непроглядная тьма, и только где-то впереди что-то белеется.
- Доумеки…
Не раздумывая ни секунды, парень бросился вперед и едва успел схватить Ватануки за руку.
- Ты до сих пор ничему не научился? – выдавил он сквозь зубы, дернул руку вверх и вытащил дрожащего мальчишку на поверхность.
Вокруг раздались противные визги, словно недовольная тьма требовала вернуть добычу обратно. Сотни черных ледяных рук со всех сторон потянулись к Ватануки, однако Доумеки успел первым.
Кимихиро попытался выбраться из кольца обхвативших его горячих рук, но те лишь крепче сжались вокруг, прижимая к рвано дышащему Доумеки. Знакомые ладони согревали, уха касались обжигающие губы, а нос щекотал знакомый до боли запах.
- Ты не одинок.
Тьма рассеивалась.

Выйдя на крыльцо, Ватануки заметил у ворот знакомую невозмутимую фигуру. Поворчав для порядка, он двинулся вперед, словно не заметив зашагавшего рядом парня. Его терпения хватило до ближайшего перекрестка.
- Эй, ты! Нечего в следующий раз разгуливать по чужим снам!
- Ты сам позвал меня на помощь.
- Потому что ты вечно трешься рядом!
- Потому что ты позволяешь.
- Хочешь сказать, что, если бы я еще тогда сказал тебе не приближаться ко мне, ты бы от меня отстал?
- Нет.
Ватануки взорвался очередным потоком возмущенных воплей, но Доумеки почудилось за всем этим эмоциональным фонтаном обычное облегчение. Он выдохнул и двинулся дальше:
- Ты опаздываешь в магазин.
- Какое тебе дело, куда я опаздываю, ты, бестолковый чурбан! Что ты опять идешь за мной?! – продолжал возмущаться Ватануки, ничуть не смущаясь тем фактом, что в данный момент именно он плелся за Доумеки следом.
Солнце ярко светило и поблизости не ощущалось ни одного духа, доброго или злого. Какой еще день мог быть столь чудесен?

Вопрос: Понравилось?

1. Да, отлично!		18	(72%)
2. Так себе		0	(0%)
3. Нисколько		2	(8%)
4. Кнопка		5	(20%)
Всего:		25

@темы: Джен, xxxHolic, Doumeki\Watanuki, PG-13

---

Mistiming, зарисовка, Клоу/Юко

[*Karen*]

Всем доброго времени суток!
Я очень давно являюсь поклонником творчества кансайских ведьмочек, но только сейчас созрела на вклад в фандомное дело.
Не выгоните юного фикрайтера?)

Название: Mistiming
Автор: *Karen*
Бета: Tarry_
Фандом: TRC-CCS-xxxHolic
Пейринг: Клоу/Юко
Жанр: драббл, кроссовер, драма
Рейтинг: PG за апокалипсисы фоном
Дисклеймер: CLAMP имеет даже Юко.
Саммари: Великие люди делают великие ошибки.
Примечания: осторожно, психодел! Еще в тексте много отсылок к разных книгам, сериалам, аниме и даже мифологии. Если вдруг кому-то будет интересно, какие именно произведения упоминались, автор все расскажет и объяснит. )

Когда секундная стрелка возобновляет движение, они возвращаются домой.

Пока всё кажется прежним, только воздух опасно дрожит, и звук опаздывает на одну целую и три десятых секунды. Пространственно-временной туннель все еще стабилен, а траекторию можно вычислить до тысячного знака после запятой. Разноцветный, манящий, совершенный в своем строении туннель всегда напоминал Клоу брюхо огромного удава изнутри. Он даже хотел в одном из путешествий создать иллюзию слона, чтобы представить туннель извне и материализовать рисунок того мальчика. Клоу открывает рот, чтобы поделиться своей восхитительной идеей, но так ничего и не произносит.
Туннель заканчивается прямо у двери его дома. Юко идет на несколько шагов впереди, и Клоу едва успевает открыть ей дверь. Обычная Юко пошутила бы над его галантностью, от которой больше проблем, чем пользы. Эта молчит и, не оборачиваясь, заходит в дом.
Первым делом Клоу усыпляет Юэ и Кербероса – те даже не успевают удивиться произошедшим изменениям. Меньше всего ему сейчас нужны осуждающий взгляд Юэ и шумные попытки Кербероса разрядить ситуацию. В доме оглушающе тихо, карты онемели от ужаса и боятся попасться на глаза существу, которого до недавних пор принимали за Хозяина. Он следует за Юко, и эхо их шагов опаздывает на четыре целых и семь десятых секунды.
В гостиной ее любимым местом была красная бархатная оттоманка – привычная Юко всегда лежала на ней с особой ленивой грацией, перетекая по подушкам и нежась на мягкой бархатной обивке. Эта Юко сидит ровно, положив руки на колени, и смотрит в пол. Клоу садится в кресло напротив и не решается поднять на нее глаза. Неизвестно, что хуже: увидеть в глазах Юко всю отвратительность своего поступка или рассматривать пятна крови на ее белом кимоно. Когда тишина становится совсем невыносимой, Юко поднимает голову и собирается что-то сказать, но ее заглушает крик Мироздания. Начинается процесс распада Вселенной.
В распахнутых глазах Юко – всепоглощающий страх. В ее расширенных зрачках – черные дыры, только что поглотившие обитаемую планету в мире Майя. Ветер из приоткрытого окна подхватывает волосы Юко, а в это время король в мире Валерия сходит с ума. У Юко дрожат руки, она глотает воздух, только что превратившийся в чистый концентрат углекислого газа в мире Вита.
Клоу срывается первым и, подбежав к Юко, пытается ее обнять, дотронуться, почувствовать живое и настоящее, хотя бы на мгновение заслонить ужасающие образы. Но она вырывается с душераздирающим криком, который Клоу запомнит на все последующие реинкарнации, и падает на диван. Отдышавшись, Ведьма Измерений берет себя в руки и снова садится прямо – она всегда была сильнее. И сейчас самая важная женщина в мире смотрит в никуда, и Вселенная щедро показывает ей последствия его ошибки – эквивалент ее жизни в единицах разрушения.
Ветер одним громким ударом распахивает окно и поднимает тяжелые шторы, словно перышки. Юко еще не сказала ни единого слова после. Клоу всегда был слабее – он уходит на кухню.

На кухне пахнет корицей и старым деревом, знакомый запах успокаивает. На столе крошки от вишневого пирога – Керберос никогда не отличался хитростью, в отличие от обжорства. Рядом с окном пузатые бокалы ловят солнечные блики, а Клоу вспоминает, что вино и Юко всегда хорошо сочетались. Он спускается в подвал за красным сухим. В мире Марсельеза в самом разгаре революция – ручьи крови расчерчивают город тюремной решеткой, заканчивая путь в канализации.
Вернувшись на кухню, Клоу моет и режет овощи, выкладывает на доску мясо. Масло на сковородке начинает шипеть, туда отправляются кусочки мяса, а позже и овощи. Клоу внимательно следит за огнем, переворачивает кусочки для равномерного обжаривания. Солнце мира Веста делает скачок в жизненном цикле и взрывается, превращая себя в белого карлика, а свою солнечную систему – в безжизненную пустоту.
Пока закуска готовится, вино как раз охлаждается до нужной температуры. Клоу вспоминает о мороженном в морозильной камере. Чтобы вытащить его, необходимо сбить сосульку прямо перед пакетом. Когда Клоу заканчивает, в мире Мона сумасшедший ученый раздает своим детям капсулы со льдом-девять.
Нервная дрожь воздуха заражает собой все вокруг: поднос звенит приборами, вино расплескалось и расползается на салфетке кровавыми пятнами. Навязчивые образы впечатываются в сетчатку, все чаще вытесняя мир перед глазами. В череду выкидышей агонизирующего мироздания врывается чей-то пристальный взгляд. За окном стоят две высокие фигуры: мужчина с тяжелым взглядом ярко-желтых глаз с кошачьим зрачками и длинноволосый юноша, позади которого виднеется прозрачный силуэт огромных крыльев. Пусть, думает Клоу, пусть смотрят. Он не боится кары Господней, да и ад в ближайшее время ему не грозит. Клоу уверен, что этой жизни не хватит для искупления вины, но не знает, сколько еще реинкарнаций будут расплачиваться своей судьбой за его ошибку.
В комнате холодно, Юко уже не может скрыть дрожь, на мир Сив опускается вечный холод. Юко поднимается, Клоу делает шаг навстречу, в мире Наннали начинается четвертая мировая. Клоу падает перед Юко на колени, обнимает руками, прячет лицо и тихо воет, не в силах больше сдерживаться. Юко молчит и не плачет.
В голове мальчика из мира Донна впервые раздается стук барабанов.
Холодные руки успокаивают, по-матерински гладят по голове, и от этого хочется громко расплакаться. Оконная рама гремит на ветру, бокалы сметает со стола, и они разбиваются об пол, разлетаясь фейерверком осколков. Битое стекло в красной луже врезается в память эпизодом из прошлого или, возможно, будущего. Израненное, сходящее с ума время шипит на своего насильника, затягивая петлю на его шее. Величайший из волшебников стоит на коленях перед своей не-до-конца-мертвой любовью, а вокруг разваливается на кровоточащие обломки Вселенная.
Но здесь и сейчас Юко – настоящая и живая. Клоу согревает дыханием её холодные пальцы, целует мокрые ресницы, вслушивается в каждый удар сердца – и на долю секунды ему кажется, что Юко стоит любых жертв.

На часах с громким щелчком появляется вторая секундная стрелка.

@темы: Кроссовер, Card Captor Sakura, Гет, Yuko, xxxHolic, Tsubasa:RC, Other character, Clow Read, PG

---

Драбблы с Фэндомной Битвы, level 2

[medb.]

Название: Расстановка приоритетов
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Фэндом: Tsubasa RC
Размер: драббл, 851 слово
Пейринг/Персонажи: Курогане/Фай
Категория: преслэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Шесть месяцев сражаться в чужом мире и в чужой войне – не тот исход, к которому готовился Курогане в начале путешествия. Полузнакомый язык, почерневшие глаза мага, пропавшие дети... Он даже не думал, что именно это с новой силой возродит в нем забытое детское желание защищать.

читать

Шесть месяцев, проведенных в мире Яма, остались в памяти Курогане разрозненной мозаикой отдельных сражений и монотонностью ожидания между ними. Непроглядно черное небо без звезд и такие же абсолютно черные глаза других воинов. Когда однажды утром, спустя примерно два месяца после вступления в армию короля Яши, Курогане случайно увидел свое отражение в отполированном клинке, то чуть не выронил от неожиданности меч – потому что его собственные глаза тоже стали черными.
Еще через пару недель вязкая смолистая чернота затопила взгляд мага, без следа проглотив бирюзовую синеву, сделав выражение его глаз еще более непроницаемым, чем обычно. Он просто пожал плечами и с пустой плоской улыбкой пробормотал что-то про магию этого мира. Но видеть Фая таким – непривычным, чужим, словно таившаяся в глубинах его души темнота вдруг выплыла наружу – было странно, даже неуютно, и Курогане с досадой поймал себя на том, что старается больше не встречаться с ним взглядом.
Черное небо, черные одежды, бледные решительные лица и сияющие доспехи. И только в особые ночи черно-белую палитру окружающего мира разбавлял пронзительно-алый цвет полной луны, на фоне которой щерился острыми шпилями небесный остров.
Без перевода надоедливой манджу сложно было разобрать речь других воинов, особенно в первые дни. Их язык во многом походил на родной язык Курогане, на диалекты северного наречия, но совсем иначе ставились ударения, использовались незнакомые слова и названия. Непривычный слуху акцент позволял понимать примерно половину, и неприятно было осознавать, что с точки зрения местных жителей сам Курогане говорил с акцентом, и этот акцент явно казался им очень забавным, если судить по тому, как тайком пересмеивались за спиной чужака другие воины.
Маг только улыбался и в основном молчал. Без его неугомонной, притворно-веселой болтовни Курогане порой начинало казаться, что он живет в немом мире или что он внезапно оглох, хотя вокруг постоянно раздавались крики, отрывистые команды и лязг оружия.
Возможно, именно поэтому ему так ярко запомнился первый раз, когда он услышал из уст Фая свою родную речь.
Они готовились к очередной битве, седлали огромных драконообразных ящериц, заменявших здесь лошадей. Рептилии отличались довольно скверным характером, постоянно норовили сбросить или укусить всадников, а еще их жесткая скользкая чешуя натирала ноги даже сквозь штанины. Сам Курогане со своим скакуном поддерживал вооруженное (шпорами и когтями соответственно) перемирие.
А маг возился с огромными тварями, как с котятами. Чесал их скребком у основания рогов, полировал чешую. И однажды, когда особенно крупный черно-зеленый ящер доверчиво ткнулся ему ноздрями в ладонь, маг медленно моргнул и удивленно, с сомнением произнес:
- Я нравлюсь ему.
Его голос звучал так, словно Фай был не до конца уверен, куда девать во рту язык и как правильно произносить согласные.
А Курогане посмотрел на его другую ладонь, ласково поглаживавшую ящера по шее, и невольно вспомнил, как маг точно так же гладил по волосам пацана с принцессой или щекотал уши бестолковой манджу – и как в другой момент он тянул к ним руку и внезапно останавливал себя, словно не решаясь коснуться.
Время шло, сражения продолжались. Фай постепенно учил язык. Курогане по-прежнему избегал смотреть ему в глаза и постоянно хмурился, с неохотой признаваясь самому себе, что беспокоится о пропавших детях и даже о манджу.
Отец – ясноглазый, порывистый, насмешливый – всегда учил его, становясь во время этих уроков собранным и серьезным: главное – правильно расставить приоритеты.
Конечно, для маленького Курогане на первом месте стояло желание защищать тех, кто был ему дорог. Но пришел день – непроглядный черный день – и рядом с ним не осталось ни родных, ни близких, всех их в одночасье похитили демоны и вражеский меч с красной эмблемой в виде летучей мыши. И долгое время рядом не было людей, которых Курогане хотел бы защищать, кроме хрупкой и могущественной Томойо, его хозяйки и спасительницы, хранительницы его тайного имени.
Курогане всегда предпочитал сражаться в одиночку, даже дома, в родном мире, где Сома и другие дворцовые воины считали его грубым, безжалостным и импульсивным, неспособным работать в команде.
Он не привык к тому, что кто-то постоянно прикрывает ему спину.
Бесполезный маг, по каким-то своим странным причинам отказывавшийся использовать магию, неплохо умел обращаться с луком. Его стрелы всегда метко находили свою цель – но никого не убивали. И Курогане не нравилось задумываться над тем, что сам он тоже не наносил никому смертельных ран: постоянным эхом звучало в ушах прощальное проклятье Томойо.
Возможно, именно поэтому он не вонзил меч в сердце воину Ашуры, напавшему на Фая, а просто ударил его, отталкивая, и подставил под чужую булаву свою левую руку.
Много позже, уже в лагере, маг, непривычно серьезный без своей фальшивой улыбки, аккуратно перебинтовал предплечье Курогане и совсем тихо произнес:
- Не надо было. Руки для воина – это ведь очень важно, так?
Курогане ничего не ответил, только нахмурился и отвернулся.
Мир вокруг был черным и чуждым, где-то по краю лагеря скользила тихая тень короля Яши, а в небе вновь разгоралась алая луна.
Бросив мрачный взгляд на контрастно белый бинт повязки, Курогане молча накинул на голову Фаю свой плащ – без громоздкой меховой шубы маг мерз даже у костра – и ушел спать.
Ему снились проклятья и предназначение, и женский голос шептал про неизбежность.
Много позже, много миров, месяцев и пролитой крови – своей и чужой – спустя, Курогане уверится в однажды и навсегда сделанном выборе.
И без доли сомнения занесет лезвие меча над своим левым плечом, чтобы разрубить плоть, кость, магию и проклятья.
Руки у него целых две.
Маг – один.


Название: Яблоки и крылья
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Фэндом: Tsubasa RC
Размер: драббл, 739 слов
Пейринг/Персонажи: Шаоран, Фуджитака, Сакура
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Пре-канон. Каково истинное значение памяти?

читать

Окно больничной палаты выходило на руины – огромные, устремлявшиеся ввысь, окруженные золотым ореолом солнечного света. Когда Шаоран осторожно прикрыл за собой дверь и замер, нерешительно переминаясь на пороге, Фуджитака перевел взгляд на него и мягко улыбнулся:
- Как проходят раскопки?
Лицо приемного отца было бледным, почти сливалось цветом с простынями, под глазами залегли серые тени. Но взгляд по-прежнему оставался спокойным и ласковым, как тогда, в самый первый, дождливый и холодный, день, когда улыбчивый незнакомец предложил свой зонт продрогшему бездомному мальчишке.
Шаоран присел на край кровати и нерешительно улыбнулся в ответ, обеими руками протянув бумажный сверток:
- Вот, я принес тебе подарок! Сегодня утром приехал тот странствующий торговец с запада, к которому мы ходили в прошлом году, помнишь?
В палате сильно пахло лекарствами и чем-то сладким.
Фуджитака с интересом развернул плотную коричневую бумагу и бережно провел пальцами по истершейся от времени кожаной обложке, по тисненой надписи «Архитектурные ансамбли свободных северных племен».
- Шаоран, ты не должен тратить все свои заработанные деньги на книги, - вздохнул он, покачав головой. – Наверняка ведь ты даже не обедал сегодня?
Шаоран в ответ неопределенно пожал плечами, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом.
Фуджитака снова вздохнул и откинулся спиной на подушку:
- Страшно представить, во что превратился наш дом без моего присмотра...
- Я убираюсь каждый день! – тут же вскинулся Шаоран и смутился еще больше, наткнувшись на насмешливый взгляд приемного отца.
- Знаю, - вновь улыбнулся Фуджитака. – Просто дразню тебя.
Протянув руку к плетеной корзине на прикроватном столике, он взял крутобокое медово-желтое яблоко, потом достал небольшой карманный ножик.
- Сакура-чан заходила, навестить меня, - пояснил отец, аккуратно проводя лезвием по плотной кожуре.
Шаоран смущенно отвел взгляд. При одной мысли о принцессе – светлой, солнечной, всегда полной искренних улыбок и внутреннего сияния – ему становилось жарко и холодно одновременно.
Разумеется, Фуджитака заметил его покрасневшие щеки, но не стал больше дразнить, просто вручил ему яблоко, на боках которого красовались широко распахнутые крылья – раньше отец часто вырезал на яблоках разные символы и картинки, надеясь, что это вызовет улыбку нелюдимого ребенка.
В коридоре резко зазвенел колокольчик, сигнализируя, что час приема окончен.
Фуджитака вновь откинулся на подушку, отбросил со лба влажную от пота прядь волос и серьезно произнес:
- Спасибо за книгу. Это очень много значит для меня, - он вновь перевел взгляд за окно, на далекие руины. – Надеюсь, раскопки пройдут без проблем... Эти древние сооружения очень важны, прежний король прекрасно понимал это. Мы, археологи, - хранители памяти прежних поколений, и мы обязаны сохранить эти знания! Ведь, в конце концов, именно память делает нас теми, кто мы есть.
Шаоран сосредоточенно кивнул, потом поправил отцу одеяло и, попрощавшись, вышел из палаты. Яблоко в его ладони казалось теплым от чужих рук.
На улице было жарко и сухо. Шаоран подошел к небольшому источнику у стены больницы, падавшему в белую каменную чашу, и зачерпнул пригоршню воды, чтобы умыться. Резко выдохнул, когда внезапный холод ожег щеки, и уставился на свое подрагивающее отражение. Потом прикрыл ладонью правый глаз и закусил губу. Он не хотел привлекать внимание, поэтому не носил повязку, но порой сложно было прятать свою частичную слепоту.
У Шаорана не было воспоминаний о первых шести годах собственной жизни, не было воспоминаний о том, что случилось с его глазом.
Значило ли это, что без памяти он стал не до конца собой?
Шаоран решительно встряхнулся, разбрызгивая капли, бросил последний взгляд на окна больницы и поспешил к руинам.
Он не хотел снова оставаться один.
Гигантские каменные крылья бросали косую черную тень на пустыню. Никто не мог с точностью определить их предназначение, даже жрецы, но раскопки все равно продолжались, уже не первый год.
Засмотревшись на острый шпиль, Шаоран едва не столкнулся с кем-то. С трудом удержав равновесие, он поспешил извиниться, но осекся и покраснел:
- Принцесса!
Сакура тоже покраснела и смущенно улыбнулась, теребя в пальцах край юбки:
- Шаоран-кун! Я искала тебя...
Они присели на камень у подножия восточного крыла и несколько минут просто сидели в молчании, нерешительно косясь друг на друга. Шаоран отчаянно боролся с неловкостью, лихорадочно пытаясь отыскать тему для разговора, а потом его взгляд случайно упал на по-прежнему зажатый в ладони фрукт.
- Хотите? – неуверенно спросил он.
Было странно – предлагать принцессе ее же яблоко... но она радостно кивнула, и, кажется, от ее улыбки по песку заскакали солнечные зайчики.
Шаоран аккуратно разрезал яблоко – на пальцы брызнул липкий сладкий сок – и передал одну крылатую половину Сакуре.
Они ели в молчании, но это молчание больше не было неловким. Огромные руины бросали на них свою тень, спасая от ослепительного солнца, и воздух пах теплом и пылью.
Шаоран надеялся, что никогда не забудет этот день.

@темы: Fay, Sakura, Джен, Гет, Kurogane, Tsubasa:RC, Syaoran, Яой, White Mokona, Kurogane\Fay, Syaoran\Sakura, Other character, PG

---

[Veleda]

Название фанфика: Предрассветное
Автор: Veleda
Ник автора на дайри и ссылка на его дневник: Струмышки, чай и прочие интересности
Фэндом: х/1999
Пэйринг: Сейширо, Субару
Рэйтинг: PG
Жанр: скорее всего, ангст + POV Субару
Об авторских правах и обязанностях: вся трава принадлежит CLAMP

Примите, пожалуйста, в качестве приветственного вклада и не судите строго - автор вообще-то не пишет фанфиков. ^^

Где-то между TB и X1999. 617 слов.

Иногда ночь случается слишком длинной, и я оказываюсь вынужден размышлять. О глупостях всяких. Например - почему у нас... У меня! Или всё-таки - у нас?.. Почему всё так сложно? Лежу, разглядывая идеально белый потолок, пытаясь обмануть бессонницу, и всё пытаюсь найти ответ на риторические вопросы. Я не люблю бессонницу, потому что в уютной бархатистости, милостиво отлистывающей назад страницы времени и событий, всё становится просто-просто. Можно смущаться вашим шуткам, пить чай втроем, послушно менять нелепые наряды... Но и сны никогда не бывают простыми до утра, и залитая солнцем кухня сменяется одним и тем же пахнущем лепестками сакуры кошмаром. Последние минуты до смерти сестры, и я не могу ни вмешаться, ни отвернуться, потому что неизменно-цепкое Дерево удерживает своими ветвями, шелестя бесцветно над ухом: "Тебе решать, кто из них умрёт". Вихрь лепестков уносит мой крик, и рука Сейширо... Я просыпаюсь, одним резким движением стряхивая с себя остатки незаметно проросшего поверх размышлений кошмара. Тянусь дрожащими пальцами к смятой пачке сигарет, в который раз обрывая себя, что не было никакого выбора, а если бы и был...
Ты замечательная, ты самая лучшая сестра, Хокуто-тян. И пусть бабушка проклянёт меня, но... Я люблю тебя. Ты сделала этот выбор невозможным.
Небо ещё даже не начинает светлеть, и я снова закрываю глаза, пытаясь нащупать в темноте с едва уловимым ароматом сакуры отсвет наполненной светом кухни. Если не открывать глаза, то можно забыть о том, что потерять того, кто тебе не принадлежал невозможно. Если не открывать глаза, то можно забыть о том, что тосковать по тому, чего никогда не было нигде кроме собственных иллюзий, нельзя. Если не открывать глаза...
Не открывать глаза не получается. Телефонный звонок непрозрачно намекает на то, что главе клана Сумераги не положено "свободного времени", а уж тем более не положено... Снимаю трубку, коротко здороваюсь, пропускаю мимо ушей торопливые извинения, рефлекторно откликаясь послушно-вежливым. Дотянувшись до карандаша, записываю информацию. Смотрю на часы. Минут за 20 успею добраться. Нет, не стоит беспокоиться о транспорте, спасибо. Прощаюсь. Ещё раз проглядываю заметки. Есть такое слово - неизбежность. Скоро Токио начнёт крошиться от землетрясений Драконов Земли, естественно работы прибавилось. Наверное, и Драконы Неба уже... Интересно, а можно отказаться быть Драконом Земли? Вы, с Вашим-то характером... Или есть вещи, от которых не отказывается даже...
Натянув плащ, выхожу на улицу и снова на мгновенье закрываю глаза, подбирая самый короткий маршрут. В руке сама собой оказывается пачка "Mild Seven". Сигареты как сигареты. Хорошие. Чуть ли не самые популярные в Японии. А при чём здесь Вы? Правильно. Не при чём. Их тысячи людей курит...
Я не хочу обманывать Вас даже в мыслях, Сейширо-сан. Даже не существующего и никогда не существовавшего нигде кроме моих иллюзий Вас. Когда мы встретимся в битве за будущее Земли, я буду драться на пределе собственных сил, и может быть даже немного за пределом. Потому, что Хокуто-тян самая лучшая в мире сестра. И ещё - потому что каждый день я вижу людей с их сомнениями и переживаниями, с их ошибками и надеждами. Они не безукоризненны, но о каждом из них кто-то будет плакать, как говорит одна очень милая девочка. Вы сомневаетесь, что о Вас будут плакать? Вы зря сомневаетесь, Сейширо-сан. Но это ничего не меняет.
Почти на месте. Минута что бы отдышаться и докурить. Помните, Вы говорили, что ничего не чувствуете - ни любви, ни ненависти? Это не страшно. Слышите? Пока где-то там, в темноте под веками светится наша утренняя кухня, наполненная щебетом Хокуто-чан, я буду чувствовать за нас обоих. Не обещаю, что это будет какое-то одно чувство, но...
Ветер вопреки всем сезонным законам и правилам приносит едва уловимый аромат сакуры, и я улыбаюсь, выходя на забитую полицейскими улицу. "Свободное время", не положенное главе клана и Дракону Неба, вышло окончательно, и я бережно прячу недодуманные мысли обратно в потёмки собственной беспокойной души. В конце концов, это ведь далеко не последняя бессонница и далеко не последняя сигарета.

@темы: Джен, Seishiro\Subaru, X/1999