[felandaris]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Martsello.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[НейроКонструктор]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[НейроКонструктор]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[felandaris]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Martsello.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Lazurit]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Болванщица]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[felandaris]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Martsello.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Морчифек]

Название: Условия неопределенности*
Фандом: Хоритсуба.
Автор: [L]morfynicka[/L]
Бета: Chiisai Kiseki
Пейринг: основной Юи/Шаорон, от побочных не зарекаюсь.
Рейтинг: в целом R, для этой главы - PG-13.
Жанр: АУ, романс, ангст.
Размер: миди.
Статус: в процессе.
Отказ: персонажей - Клампу, идею - заказчику, грамотность - бете...
Примечание: начинался текст как драббл вот на эту заявку: www.diary.ru/~clamp-fetish/p65965831.htm
Примечание2: *в теории управленческих решений это состояние, в котором лицо, принимающее решение, не в состоянии предугадать возможные исходы своих действий и вероятность их наступления.
Саммари: "Юи преподает в школе с очень жесткими порядками, Шаорон там учится. Об их связи становится известно, а подобное запрещено и строго наказывается." (с)

глава 1

***

Ночь была теплой, и Шаорон не счел нужным надевать куртку поверх футболки, только брюки натянул, прежде чем осторожно открыть окно спальни и выбраться из душной комнаты. Три шага по каменному карнизу - и можно перебраться на покатую крышу пристройки, а после спрыгнуть на аккуратно подстриженный газон. Пристройка - самое старое здание на территории интерната, и кирпичи в ее стенах уже едва держатся.
Этим ученики и пользуются. Вытащить третий слева в пятом снизу ряду - дело нескольких секунд.
Шаорон достал из пачки сигарету, мельком отметив, что осталось не так уж много, и значит, их комнате скоро скидываться на обновление тайника. А ведь и недели не прошло с прошлой вылазки в магазин.
Зажигалка со вчерашнего дня валялась в кармане джинсов, только газа в ней оставалось не очень много, сигарету удалось поджечь далеко не с первого раза.
Шаорон огляделся по сторонам, прежде чем затянуться. Вместе с дымом в легкие будто проникло не менее горькое чувство обиды, подросток не выдержал и закашлялся, хотел было выбросить сигарету, но вряд ли подобное расточительство одобрили бы остальные приютские.
Пришлось докуривать, давясь дымом, прежде чем убрать окурок в дырку в стене и вернуть кирпич на место. Обычно в такие ночи они и встречались с Юи...
Шаорон тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, для которых сейчас точно было не время. Мелькнула шальная идея прогуляться до корпуса, где живут учителя, постучаться в знакомое окно... Хотя бы на секунду увидеть Юи.
Шаорон устало вздохнул и зажмурился, понимая, что еще пара минут подобных размышлений, и он точно пойдет к учительскому корпусу, а этого допустить никак нельзя.
Если их еще раз поймают, о последствиях даже страшно подумать! Географа вышвырнули за отношения с ученицей, еще и под суд собирались отдать, только девушка сама принесла справку от гинеколога.
- Но мне это не подходит, - Шаорон понял, что произнес это вслух.
Напряжение последних дней давало о себе знать, так что подростку немедленно захотелось достать еще одну сигарету, чтобы успокоиться. А потом пришла запоздалая мысль, что Юи опять уши надерет, если почувствует запах табака. И еще одна - что Юи теперь получится увидеть только на ближайшем уроке домоводства. И там обоим придется делать вид, что вовсе не они целовались в туалете пару дней назад.
Угораздило же этого... мальчишку зайти именно в тот момент! Ведь даже не понял ничего, но его удивленного возгласа хватило, чтобы привлечь внимание второго дежурного педагога.
Когда Шаорон после допроса - иначе и не назовешь - вышел из кабинета директора, он успел только обменяться короткими взглядами с Юи, которого в тот же кабинет буквально впихнули.
Что он им там сказал, Шаорон не знал, только его вроде бы оставили в покое, но подросток часто ловил на себе пристальные взгляды – как учителей, так и некоторых учеников.
Шаорон вздохнул и поежился - становилось прохладнее, и давно пора было вернуться в спальню, только какая-то безумная надежда заставляла переминаться с ноги на ногу.
- Еще... еще пять минут, - пообещал он сам себе, всматриваясь в ночную темноту, нашел взглядом темную громаду учительского корпуса, в котором не светилось ни одно окно.
Подросток грустно кивнул и резко отвернулся, стараясь не обращать внимания на неуютное чувство обиды. Он три дня не видел Юи, в конце концов, тот мог бы найти лазейку! Он же взрослый, ему легче разобраться со всем этим!
Мальчик пнул попавшийся под ногу осколок кирпича, тот ударился о стену и отскочил куда-то в сторону. Шаорон закусил губу, сжимая кулаки, сделал шаг к стене, намереваясь хотя бы на ней выместить свою злость на несправедливо обошедшихся с ним взрослых, только не успел - со спины налетело что-то теплое, притянуло к себе, осыпая затылок и шею лихорадочными поцелуями. Шаорон расслабился и тихо выдохнул:
- Юи...
Тот не ответил, рывком разворачивая подростка лицом к себе, прижал и зарылся носом в волосы. Шаорон зажмурился и обнял его в ответ.
- Молчим? - нарушил тишину Юи, судорожно вздохнул и отстранился, чтобы подхватить Шаорона под подбородок и заставить поднять голову. - Молчим...
Он наклонился и накрыл губы подростка своими, мягко, едва касаясь, пробуя на вкус, будто хотел запомнить его надолго.
- Все, что остается? - хмуро спросил Шаорон, стоило мужчине отстраниться. - Нет, не так... Юи, а сколько нам остается?
- Не знаю, маленький, - Юи виновато пожал плечами, отводя взгляд. - Может быть, не уволят, но тогда... вряд ли сможем... встречаться.
- Что ты им наврал, что делал мне искусственное дыхание? - Шаорон усмехнулся, обнимая мужчину за талию и притягивая к себе, уткнулся лбом в плечо. - Знаешь, тогда лучше увольняйся, действительно. Тебе же... меньше мучиться.
- Ага, и тебя бросить? Ты же знаешь, что не смогу, - Юи просто пожал плечами, поглаживая подростка по спине. - Маленький, давай договоримся? Ты перестаешь нервничать, курить и сбегать из спальни, а я тебя за это поцелую?
- Неравноценные условия, - Шаорон не смог не улыбнуться от того легкомысленного тона, которым говорил Юи. - Но я согласен. Пока что.
***

До спальни Шаорон добирался как в тумане, губы еще горели от поцелуев, и во всем теле чувствовалась легкость, близкая к опустошению. Подросток рухнул на кровать ничком - сил не было залезть под одеяло, с трудом стащил с себя надетые поверх пижамных брюк джинсы, подтянул к себе подушку и провалился в сон.
Наутро он проснулся одним из первых в комнате, за несколько минут до звонка о подъеме, и можно было позволить себе немного просто полежать, рассматривая трещину на потолке с внезапно проснувшимся интересом.
Повезло с этажом – на последнем, где трещин было больше, во время каждого дождя приходилось подставлять под текущую с потолка воду кружки. Иногда, если удавалось выпросить на кухне кастрюлю или хотя бы миску, от потопа получалось спастись. Если же нет, то тогда дождь шел не только на улице, но и на нескольких этажах приюта.
Иногда Шаорону хотелось, чтобы вода залила здание полностью, до фундамента, и смыла его подчистую.
«И что бы я тогда делал?» - мысленно усмехнулся подросток, отвлекаясь от изучения трещины, опустил ноги на пол и вздрогнул от того, каким холодным показался линолеум.
Несколько секунд понадобилось для того, чтобы привыкнуть к этому и решиться пройти босиком до вешалки, на которой висела форма.
Надевать ее полагалось в раздевалке, где по утрам всегда стояла толчея, но сейчас Шаорону повезло: помещение оказалось практически пустым. Ученики пользовались возможностью доспать до самого звонка.
- Сегодня ты ранняя пташка, Ли, - окликнул его стоящий в другом конце комнаты парень, завязывающий галстук, глядя на свое отражение в оконном стекле.
- Выспался, - пожал плечами Шаорон, усаживаясь на скамейку, уперся локтями в колени и опустил подбородок на переплетенные руки, не забыв оглядеться по сторонам. - Шидзука, послушай... Что говорят?
Домеки искоса на него глянул, продолжая бороться с узлом галстука:
- Разное. Слышал, директор уже написал приказ об увольнении, но это может быть неправдой.
Шаорон скептически усмехнулся.
- Ну да, ты прав, - продолжил Домеки. - Скорее всего, приказ ждет только подписи. И да, запомни, что иногда тебе становится трудно дышать, приходится едва ли не искусственное дыхание делать.
- Договорились, - Шаорон кивнул, глядя, как Шидзука наконец справляется с галстуком, уже не глядя на свое отражение. - И ты, как мой верный друг, тоже мне его делал, да?
Домеки невозмутимо кивнул, и Шаорон не удержался - улыбнулся ему, прежде чем начать переодеваться. Противный дребезжащий звонок застал его уже застегивающим рубашку; пиджак подросток решил надеть по дороге в спальню за сумкой со школьными принадлежностями - не хотелось оставаться в общей толпе.
Первым уроком, как назло, оказалась математика, которую Шаорон, в принципе, любил и понимал, вот только сплошную теорию, не особо подкрепленную практикой, считал бессмысленной тратой времени. Спорить с учителями про процесс обучения, конечно, было бесполезно, намного проще было пересидеть около пятидесяти минут в душном кабинете, отвлекаясь на рисование на полях незамысловатых узоров.
В некоторых тетрадях их было особенно много, миниатюрные кошки и собаки разбегались по страницам, за что Шаорону нередко попадало от учителей. Приходилось оставлять рисование, переносить его в воображение, так что от конспектов подросток отвлекался, зарабатывая еще один нагоняй.
В тетради по правоведению, которое вел директор, вообще был только один рисунок - летучая мышь на последней странице. Не потому, что Шаорон опасался злить преподавателя, а потому, что не было времени даже представлять себе картинки, не то что пытаться сделать хотя бы набросок
Сегодня на правоведении все шло еще хуже, чем обычно - от пристального директорского взгляда было не спрятаться нигде, и Шаорон едва не начал задыхаться по-настоящему от одного только этого повышенного внимания.
Зато, наверно, когда он побледнел и едва не упал со стула, придуманная Юи легенда обрела хоть какое-то подтверждение.
Судя по красноречивому взгляду Домеки, посланному с соседнего ряда, тот решил, что Шаорон перестарался.
Вот только Шидзука вряд ли бы смог понять, если бы Шаорон начал объяснять ему, что под взглядом директора ему всегда кажется, будто тот гипнотизирует его, заставляя терять энергию. После правоведения Шаорон всегда чувствовал себя вымотанным до предела, и от одной мысли о том, что учебный день в разгаре, становилось тошно.
- Фигово выглядишь, - сообщил Шаорону Домеки, выходя за ним из кабинета.
- Страдаю астмой, не мешай, - коротко бросил ему Шаорон, направляясь в противоположную сторону.
Правоведение шло в обоих классах на параллели одновременно, так что на уроках Домеки и Шаорон встречались один раз в день. Да и в свободное время они пересекались крайне редко. Если бы не знакомство еще в доприютское время, Шаорон сомневался в том, что Шидзука стал бы его другом.
Нелюдимый и неразговорчивый, и как только подпустил так близко - не слишком-то понятно. Ведь в прошлом их знакомство исчерпывалось двумя годами в начальной школе, когда у Шаорона еще был отец, да и Шидзука вроде бы жил с родителями.
Научиться понимать друг друга без слов удалось не сразу, но сейчас Шаорон гордился своей дружбой с Домеки. У того еще оставались какие-то связи с нормальным миром, в отличие от Шаорона, так что в какой-то момент единственным способом отправлять письма брату стал именно Шидзука.
***

К приютскому врачу Шаорона вызвали с последнего урока, когда подросток спокойно дремал на одной из задних парт. Лекции по географии после увольнения предыдущего учителя стали невыносимо скучными, можно было успеть и записывать за монотонно бубнящим педагогом, и рисовать, постепенно впадая в дрему. Перед дверью медпункта Шаорон замер, изучая аккуратную табличку на ней. Веки наливались свинцовой тяжестью - давала о себе знать практически бессонная ночь.
Сейширо, очевидно, надоело ждать вызванного ученика, так что врач вышел сам, едва не сбив с ног замешкавшегося подростка.
- Они тебя что, на уроках пытали? - поинтересовался Сакурадзука, скептически осматривая зевнувшего Шаорона.
- Лекциями, сэр, - подросток взял себя в руки, вежливо кивнув врачу. - Вы меня звали?
- Нужно проверить твои легкие, - деловым тоном сообщил Сейширо, гостеприимно распахивая перед Шаороном дверь в кабинет, и оглядел коридор, прежде чем закрыть ее и повернуть ключ в замке. - Директор самолично просил...
Что он говорил дальше, Шаорон просто не слышал - за письменным столом сидел Юи, склонившись над какой-то бумагой. У подростка перехватило дыхание от вида проступающих сквозь ткань рубашки позвонков, немедленно захотелось набросить на плечи Юи хотя бы свой пиджак.
- Ты совсем не хочешь посмотреть, кто пришел? – Сейширо иронично фыркнул, резко сменив тон, что вывело Шаорона из прострации.
Юи вздрогнул и рывком обернулся, так что ножки стула чиркнули по линолеуму. Шаорон думал, что при враче он так и останется сидеть за столом вполоборота, но Юи вскочил, тут же оказавшись рядом с подростком и порывисто обнимая его. Врач только пожал плечами, и, к удивлению Шаорона, отвернулся. А потом Юи наклонился и поцеловал мальчика, так что все мысли из его головы куда-то пропали, оставалось только отвечать на поцелуй, не стесняясь постанывать в рот мужчины.
- Не могу не напомнить, что сюда могут войти в любой момент, - спокойно заметил Сакурадзука, вытаскивая из нагрудного кармана халата очки.
Юи махнул на него рукой, но отстранился. Недовольный этим Шаорон потянулся вслед за ним, приподнимаясь на цыпочки и намереваясь вернуть поцелуй. Только Юи не позволил, обнимая его за плечи и утягивая за собой вглубь кабинета, к кушетке. Подросток со вздохом сожаления уселся на нее, поймав мужчину за руку и сжимая пальцы на узкой ладони - все, что можно было себе сейчас позволить.
- Меня, скорее всего, уволят, - будничным тоном произнес Юи, машинально начиная поглаживать ладонь Шаорона большим пальцем. – Этого и следовало ожидать.
- Тебе повезет, если уволят без дополнительных «рекомендаций», - Сейширо скрестил руки на груди, подходя к окну, и выглянул на школьный двор.
Шаорон внезапно почувствовал себя лишним - Сейширо и Юи будто продолжали начатый давно разговор, не обращая никакого внимания на своего невольного слушателя.
- Какая теперь разница? - Юи закусил губу, вдруг заинтересовавшись рисунком на обоях. - Я уже написал заявление, вот думаю, стоит идти самому?
- И это практически станет признанием твой вины, - Сакурадзука покачал головой. - Подожди, пока вызовут...
- Ты знаешь, мне уже все равно, - Юи вздохнул, усаживаясь на кушетку рядом с тут же прижавшемся к нему Шаороном и обнимая подростка за плечи. - А тянуть время глупо.
Сейширо пожал плечами, поправляя очки. Что-то его в движениях казалось Шаорону угрожающим - будто врач готовился к поединку с неизвестным врагом.
- И я хотел бы... - начал Юи каким-то странным тоном, от которого мальчику стало не по себе.
Шаорон моментально вскинулся, поворачиваясь к нему, пытаясь понять, что случилось. Юи покачал головой, обхватывая ладонями лицо подростка, погладил его кончиками пальцев. Шаорон вздохнул и расслабился, хотя от неожиданно холодных прикосновений наоборот хотелось отстраниться.
- Нет, - отрезал Сейширо. - Ты знаешь правило - дети должны остаться в приюте. Думаешь, Фуме не хотелось вытащить ту девочку?
При упоминании бывшего географа Шаорон запутался окончательно, да и прикосновения Юи, который сейчас массировал его виски, почему-то усыпляли.
- Если поговорить с ней?.. Я мог бы... - Юи пришлось замолчать под тяжелым взглядом врача. - Ладно. Понятно.
- Твой брат сказал бы на моем месте, что это скоро кончится, - Сакурадзука усмехнулся и снова повернулся к окну.
- Но ты не он, - улыбнулся Юи, и раз уж Сейширо отвернулся, то Шаорон решил, что эта улыбка предназначалась ему.
- Все равно я тебя не отпущу, - пробормотал подросток, забираясь на кушетку с ногами, уже не замечая, что оказался под перекрестьем двух внимательных взглядов. - Потому что ты мой, плевать я хотел на то, что все они думают.
Юи тихо рассмеялся и потрепал Шаорона, устроившего голову у него на коленях, по волосам:
- Спи, ребенок.
Шаорон послушно опустил ресницы, почти мгновенно проваливаясь в сон, только вот мысль о том, что Юи никогда не обещал остаться рядом, так никуда и не делась.

@темы: Horitsuba, Other pairing, Syaoran, Яой, Yui (Fay’s brother), PG-13

---

[felandaris]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Martsello.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Простите...

[QazWsx123!]

Название фанфика:***
Автор: ну вроде я.
Фэндом:Tsubasa RC
Пэйринг: Курогане и Фай
Рэйтинг, жанр: простите пожалуйста, я в этом ещё не разбираюсь...
Об авторских правах и обязанностях: всё пренадлежит CLAMP, а я просто шла мимо
Предупреждения и пожелания: лучше не читайте, получился ужас.


Пальцами по холодному стеклу… рисуешь холодные узоры на гладкой поверхности, не замечая, что струи дождевой воды выводят твоё кружево на стекле. Маг воды... смешно, но я уже не маг. Мысли, грустные, непривычно-пустые и ярко приправлены приторно-сладким ядом ярости. Ненавидишь ЕГО за то, что не дал умереть. Ненавидишь за ту привязанность. Ненавидишь этого глупого ниндзя, всё в нём! Каждую чёрточку лица, каждое привычное движение. Ненавидишь его характер собственника! Но… всегда есть глупое НО.
Наверно правильно говорят, что от любви до ненависти один шаг. Это как весы. Сейчас ненавидишь, презираешь… но стоит сделать шаг навстречу, как всё рассыпется. Весь лёд отчуждения, ненависти, холода….
Дождь за окном плачет о чьей-то судьбе. Надеюсь не о моей, потому что не хочу чувствовать себя виноватым в чём-то ещё. Привычные движения тела. Да. Такое было и раньше, когда я выходил под дождь и глупо мок под ним. Пытаясь стереть боль и пыль одиночества. Сейчас я тоже хочу выйти. Хочу научиться чувствовать по старому! Выхожу из комнаты и прохожу мимо зала. В нём сидят Сакура и Шаоран. Дети спокойно разговаривали. Попытался улыбнуться. Не так как обычно, а по-настоящему. Но этой улыбки больше не существует, наверно. Она умерла вместе со «старым» мной. А что может возродить тело и эмоции?! Что может склеить душу, которая превратилась в пыль? В осколки стеклянной пыли, которая больно режет и заставляет помнить.
Выхожу из дома на задний двор, и на меня обрушивается весь холод ночи. Всё безразличие мира... Вода. Милостивая, добрая, нежная, всегда страдает и жертвует собой, упивается собственной беспомощностью, непостоянна, но может ранить и причинить боль как никто другой! Она не уничтожает физически, вода уничтожает морально. Я - вода…
И даже здесь, дождь признаёт меня. Танец дождя - лёгкие, неуловимые движения, когда сливаюсь с ним в единое целое. Мы танцуем с ним в паре. Мои глаза закрыты, мне не к чему зрение. Сейчас важны лишь чувства и эмоции, которые захватывают и поглощают целиком.
Но совсем рядом начинает сверкать яркая точка. Нестерпимо алый цвет. Огонь, яркий, горячий и безжалостный. Совсем рядом, так близко, что я обжигаюсь! Но не отступаю. Он обжигается об меня тоже, но не сдаётся. Я должен его удержать рядом! Нужен, как воздух, которого не хватает. Нужен, как свобода и ветер!
Нужен, во всём, в каждой чёрточке души. В движениях партнёра сквозит недоумение и отчаяние. Ему нужен я, и он не сдастся. Просто знаю, что не отпустит… и никогда не предаст.
Сознание начинает покидать. Я слишком истощил себя танцем. И без того ослабленный без крови организм истощился окончательно. Боль от реальных ожогов режет по истерзанным мыслям, заставляя закончить танец.
Перед глазами всё окрасилось кроваво-красным. Цветом крови и огня. Дождь стал безжалостным. Ледяные, жалящие укусы капель скользят по коже, причиняя новую боль. Последний виток танца и я попадаю в тьму…

Я очнулся на кровати в своей комнате. Боль в руках заставила открыть глаза. Рядом со мной, на кровати, сидит Курогане. Его руки забинтованы, и кое-где проступают пятна крови. Я с ужасом понимаю, что он, как обычно, сражался до конца, и он победил. Осторожно сажусь и пристально разглядываю его. Парень оборачивается и смотрит мне в глаза, его губы тронула победная улыбка.
- Зачем? Я не понимаю… - тихо и чуть хрипло спрашиваю я.
- Зачем? – ниндзя улыбнулся более явственно, но грустно - Просто я люблю тебя. А ты не видишь очевидного! Строишь вокруг стену и не позволяешь разбить её.
Я потрясённо замер. И тут до меня дошло, что своей ненавистью я пытался сдержать любовь. Я не отвечаю, а просто подползаю к нему и утыкаюсь носом в плечо. Меня обнимают, неловко, неуверенно, но крепко, словно хочет удостовериться, что это не сон, словно боится потерять.
- Курогане… - тихо выдыхаю я. В ответ - обняли крепче, парень уткнулся мне в макушку и тихо начал покачивать меня, словно убаюкивая.
За окном тихо шумит дождь, словно напевает колыбельную. И я засыпаю… с надеждой, что завтра проснусь рядом с ним.

@темы: Tsubasa:RC, Яой, Kurogane\Fay, PG-13

---

Воссоединенные (№3 из ОТ) Части 1-3

[Martsello.]

Части 1-3.
Название: Corvus. Воссоединенные (№3 из ОТ)
Автор: Martsello
Фэндом: TRC
Пейринг: Курофай (+Сакура, Шаоран, Мокона)
Размер: 5,5 тыс. слов (из 10 тыс.)
Жанр/рейтинг: angst, adventure, dark / R
Об авторских правах и обязанностях: персонажи Кламп

*** Часть 1. ***

От автора: Corvus лат. - ворон.

*** Часть 1. ***


Волны моря искрились солнцем. Прозрачно-желтые лучи танцевали в каплях недавно оросившего землю грибного дождя, осыпавшего листву деревьев и траву. Крупные бусины воды играли светом, отражая небо, на котором мягкой ватой лежали редкие облака.
Фай снял перчатку, наклонился к земле и провел по ней рукой, собирая в пригоршню влагу. Жаркое лето щедро поило природу, не давая ей зачахнуть и боясь осиротеть.
Странники стояли на мысе, под которым едва волнуемое море пело мерным шумом вечность.
Шаоран и Сакура наблюдали за скользящим по голубой глади белым парусом. Фай мокрыми ладонями обхватил шею Курогане, который, вздрогнув от холодного прикосновения, приподнял мага за воротник и пристально смотрел ему в глаза.
- Там кто-то есть! Кто-то идет к нам, - Мокона прыгнула на голову Курогане.
Из леса, окружавшего мыс, появился десяток детей. Завидев незнакомцев, они сперва прятались за деревьями, а после, осмелев, подбежали к путешественникам и стали с любопытством их ощупывать.
Смуглая ребятня, закончив осмотр, смеясь и что-то напевая, повела их узкой тропой сквозь лиственный лес к большой деревне. Местные жители радостно приветствовали гостей и тотчас без лишних расспросов пригласили их на обед.
День клонился к вечеру. Горячий воздух прерывался прохладным ветром, несущим запах моря.
Круглая дощатая площадь была окольцована несколькими плотными рядами деревянных домов. Жители этой деревни с удовольствием откликнулись на просьбу путешествующих рассказать им какую-либо легенду и посадили перед ними давно впавшего в маразм деда, хранителя всех преданий и историй. Старик долгое время не мог сообразить, что от него хотят, пока потерявший терпение Курогане как следует не тряхнул его. После этого дед, похрустев суставами, уселся поудобнее и стал говорить, постаравшись придать своему лицу загадочное выражение, что ему, однако, не совсем успешно удавалось.
- Значит, так, - начал рассказчик, - было мне в ту пору лет десять. Или двенадцать. Или пятнадцать. Тогда исчезли из лесов все птицы, даже отчего-то орущие по ночам чайки. Полгода… или год спустя на земли наши стали спускаться стаи черных птиц, словно тучи грозовые! И числа им не было, и звали птиц этих… звали… - старик в очередной раз замялся и стал причмокивать беззубым ртом. – Этих звали…
- Вороны, дедушка, - девятнадцатилетняя девушка протянула ему тарелку с бульоном , который тотчас занял все внимание склеротичного рассказчика, и присела рядом с гостями, приветствуя их. – Я Аннушка.
Аннушка была невысокого роста, со светло-русыми волосами, тянущимися тугой косой до пояса, которую девушка по привычке перебрасывала через плечо на грудь. Белый сарафан, большие карие глаза, бледноватая кожа, оттененная на щеках чуть заметным румянцем – все в ней было просто, без вычурности.
- Вороны в здешних местах появились шестьдесят лет назад и стали нападать на людей и скот, поедая их мясо. Те, кто не скончался сразу, заражались страшной болезнью и в течение года умирали в жутких мучениях. Когда научились лечить эту хворь, поняли, обычных лекарств недостаточно, - говорила Аннушка, одновременно помогая беззубому старику есть. Как только она замолчала, толпа начала гудеть:
- Наша целительница все может!
- Нас лечит и…
- Да!
Аннушка спасительница!
Фай повернулся к девушке.
- А что необходимо помимо лекарств?
- Тайное знание и сила, которая дается немногим людям по рождению, - Аннушка серьезно посмотрела на Сакуру, будто это она задала вопрос. – Мать моей матери была прекрасной целительницей и предала мне все свои умения.
Флоурайт привычным жестом забросил руки за голову, ловя обрывки восклицаний толпы. Как оказалось, девушка пришла незваной в деревню несколько лет назад и стала исцелять всех зараженных. Фай обернулся, почувствовав на себе взгляд карих глаз, однако сарафан Аннушки уже белел среди веселых женщин, собиравших посуду после обеда на другой стороне площади.

***

Курогане сделал резкий выпад, ударом кулака повалив на землю последнего противника и наслаждаясь восхищенными возгласами собравшейся вокруг дерущихся толпы. Воину нравилось внимание местных жителей, и при этом, участвуя в рукопашных сражениях, он завоевывал доверие местных жителей. Кулачные бои были частой забавой для того мира, в который попали путешественники, а прославленные герои пользовались почетом и уважением среди людей всех возрастов.
Несмотря на то, что Курогане был с ног до головы облеплен тяжелой оранжевой глиной, глаза его горели азартом, а оскаленные в самодовольной ухмылке зубы выдавали все то наслаждение, которое воин испытывал от подобных забав.
- Фью, Куропон так крут! – Фай, сидя среди зрителей на пне, размахивал поющей Моконой.
Девушки принесли десяток кувшинов с водой и полотенца, сняли с Курогане рубашку и начали со звонким смехом оттирать глину и пот, пытаясь потрогать каждый участок тела умелого борца. Тот старался увернуться, но юные девушки были быстры и ловки, к тому же их было много, да и сам Курогане был не против такой игры.
Солнце слепило глаза, играло в брызгах воды, бросало неровные пятна теней с листьев деревьев. Побежденные по старому обычаю поднесли лучшему воину большую кружку хмельного пенного напитка, которую тот принял как завоеванный трофей и залпом осушил.
Фай размахнулся Моконой и прицельно попал ею в голову Курогане, отчего тот едва снова не упал в грязь, зато погнался за магом, стремясь окунуть его в липкую глину.
- Вороны, вороны! Вороны снова вернулись! – послышался истошный крик.
Из густого леса, окружавшего деревню, выбежало пятеро детей, один из которых нес на себе плачущую девочку с окровавленной ногой. Курогане, Фай и Шаоран метнулись к деревьям вместе с несколькими вооружившимися топорами и вилами мужиками.
Из подлеска вылетел десяток черных птиц. Их налитые кровью глаза лихорадочно искали жертву.
Один из мужчин, издав пронзительный свист, метнул вилы, пронзил ими одного из воронов насквозь, перебив ему хребет. Птица рванулась в предсмертной агонии и навеки замерла. Стая, оглушительно закричав, взмыла вверх.
Люди принялись снимать окровавленную тушу с вил, в то время как оставшиеся увели перепуганных детей в дома. Аннушка подбежала к плачущей девочке и склонилась над ней, шепча что-то и поливая ее глубокую рану пахучей жидкостью из небольшой склянки.
- Что она делает? – обратился Шаоран к одному из местных жителей, облокотившемуся на топор.
- Выводит заразу, - ответил тот и сплюнул себе под ноги.
Голос целительницы стих, позволяя всхлипам обреченного ребенка разноситься по деревне.
- Наша очередь, - мужик перехватил топорище и направился к девочке, как только Аннушка закончила. Женщины принесли воду и бинты, после чего столпились в позади мужчин, державших несчастное дитя.
- Мама, мама, мне больно! – послышался одинокий детский голосок. – Мама, пожалуйста, не надо!
- Все будет хорошо, да, сейчас… - мать, отступив на несколько шагов, прижала дрожащие руки к груди, будто хотела остановить бешеное биение сердца.
- Мама, я боюсь!
- Потерпи немного…
- Мне страшно, мама! Мама!
Мужчина занес над раненой девочкой топор, но внезапный крик остановил его движение. Мать не выдержала слез родного ребенка, она отчаянно рвалась к своей дочери так, что трое крепких рыбарей едва могли удержать ее, вывернув ей руки. Женщина визжала, стонала, часто запрокидывая голову, билась в припадке. Топор, движимый точной рукой, отрубил окровавленную ногу ребенка выше колена. Девочка душераздирающе заверещала, мешая перебинтовывать свой обрубок.
Мать перестала вырываться, упала на колени и, содрогаясь от неудержимых рыданий, скребла ногтями землю, проклиная за случившееся и воронов, и себя. Палач отбросил топор и подошел к извивающейся от боли собственного ребенка женщине, обнял ее и прижал к широкой груди.
Женский и детский плач рваными клочьями разносился по лесу, эхом отражаясь от деревьев.

***

Мокона выглянула в окно дома.
Море штормило, серые тучи заволокли небо, скрывая желтый серп месяца и тяжело нависая над землей.
Сакура и Шаоран следили за тем, как Фай раскладывает на полу карты в причудливом пасьянсе, в то время как Курогане безуспешно пытался растопить старую печь.
- Моко, что случилось? – спросила принцесса, когда Мокона прыгнула ей на руки.
- Перо, я чувствую его сильнее, чем днем!
Шаоран поднялся и накинул плащ.
- Я пойду искать его.
Фай, глядя на него снизу вверх, улыбнулся.
- Ты всегда такой серьезный, но… в такую погоду…
Входная дверь отчетливо скрипнула. Шаоран был непреклонен, и, повторив, что есть то, что он должен сделать, археолог вышел в ночь.

Фай, убедив Сакуру в том, что с Шаораном ничего не случится, уложил ее спать, сам же подсел к Курогане, который, сумев разжечь огонь в печи, решил отметить это бутылкой крепкого вина, взятой у местных жителей в обмен на некоторые прихваченные из других миров вещи.
Влив себе в горло жгучей жидкости, воин протянул бутыль магу, укутавшемуся в покрывало в тщетных попытках огородиться от внезапно нахлынувшего холода.
Фай залез с ногами на кровать, делая крупный глоток. Курогане снял с себя шерстяной плед и, сев рядом с замерзающим магом, набросил его ему на плечи и отнял бутылку, приникнув губами к горлышку.
Минута ползла за минутой, отражаясь в треске поленьев, умиравших в огне печи.
Курогане задремал, усыпленный монотонным танцем пламени. Фай спал, уткнувшись в его плечо и согревая его своим теплом.
Оба проснулись от резкого скрипа двери, но это не Шаоран вернулся с поисков. За пером шла Сакура. Пустой взгляд, зомбированные шаги – осколок памяти манил девушку, покорившуюся ему сквозь сон.
Фай и Курогане последовали за принцессой, исчезавшей среди деревьев. Когда расстояние от дома превысило версту, Сакура внезапно остановилась посреди небольшой плеши посреди леса, на которой не росло ничего, кроме травы.
И тотчас сотня черных птиц набросилась на девушку. Курогане метнулся к принцессе, разрубая их острым лезвием. Флоурайт, приспособив в качестве оружия сломанную ветвь дерева, отбивался от нападавших воронов и пытался увести Сакуру, недвижимо стоявшую со все еще пустым взглядом.
Две черные птицы, миновавшие самурайский меч, одновременно атаковали девушку. Маг, заслонив ее от одной из них, сбил другую и, охнув от боли, запахнул полы своей шубы.
Курогане, окруженный воронами, рубил их не глядя. Внезапно птицы взмыли в небо и растворились среди серой массы туч, оставив свою жертву.
Курогане вытер рукавом пот со лба.
- Эй, ты как, маг?
- Цел, - отозвался Фай, улыбаясь и незаметно зажимая рваную кровоточащую рану в боку, оставленную вороньими когтями. – Курорин такой заботливый!
- Как девчонка?
- Невредима.
Курогане обернулся, заметив, как Сакура начала падать, потеряв сознание, и успел подхватить ее у земли. Тогда же Флоурайт заметил царапину на левом предплечье воина, но тот лишь отмахнулся от назойливости мага и, подняв на руки принцессу, понес ее домой.

*** Часть 2.***

*** Часть 2.***


Новое утро повторило прошедший день. Курогане, скрывая болезненную царапину двумя полосами ткани, раскидывал соперников в рукопашном бою, вновь демонстрируя мастерство драки. Девушки с горящими от нетерпения глазами уже готовились раздеть и потрогать воина под предлогом того, что собирались отмыть его.
Фай улыбался и всячески подбадривал Курогане, размахивая широкими рукавами своей шубы, которую наотрез отказывался снимать со вчерашней ночи.
Снова жарко. Жаль.
Маг замер и оглянулся, ища взглядом того, кто только что жаловался на жару.
Какое небо красивое.
Флоурайт поднял голову. Небесная сфера действительно была прекрасна в своем свежем утреннем великолепии.
И море так нежно шумит.
Неторопливый спокойный голос сводил с ума. Глубокий судорожный вдох – и Фай получил долгожданную порцию воздуха в судорожном вдохе.
Вот это облачко похоже на кролика.
Флоурайт зажал уши ладонями, тщетно пытаясь унять звучавший в его голове голос.
А вон то напоминает восьмую руну друидов.
Фай отнял руки от лица. Эти слова не могли принадлежать человеку, не знавшему магию. Блондин укутался в свою шубу и, не дождавшись окончания боя, устремился, ведомый одной лишь интуицией, в лес под крики ликующей от созерцания забавы толпы.
Четверть часа спустя деревья расступились, открывая взгляду старую, перекошенную лачугу с почерневшими от времени и соленого влажного ветра стенами.
Шум моря стал отчетливее: неподалеку возвышался Птичий мыс, на котором впервые появились путешественники.
Фай осторожно толкнул нехотя поддавшуюся входную дверь и вошел в дом. Несмотря на внешний вид, внутри было хотя и тесно от большого количества вещей, но не душно – маленькое оконце, единственное во всем жилище, никогда не закрывалось.
Уставленные магическими артефактами полки, мебель, стопки книг – все было покрыто пылью, кроме большого букета цветов, стоявшего в высоком кувшине. Лежавший на единственной узкой кровати человек зашевелился. Подойдя ближе, Флоурайт увидел покрытое глубокими морщинами смуглое сероватое лицо, обрамленное седыми длинными волосами, на котором изумрудами светились живые глаза.
Старик повернулся к вошедшему.
- Кто ты такой?
- Меня зовут Фай, - блондин бросил взгляд на обрывок неба, видневшийся через маленькое окно, обратил внимание на небольшое белое облако и прибавил: - А оно действительно похоже не восьмую руну.
- Ты знаешь магию? – старик изумленно приподнял голову. Увидев, что гость кивнул, он взял его за руку, и на темном сухом лице появилась улыбка. Старец истосковался по общению с равными себе, и теперь два мага нашли общий язык и путем недолгих рассуждений выяснили, что мысли старика Фай услышал из-за колдовского потока, случайно пронесшегося по земле.

Тонкий луч света проник в старый дом, предупредив о приближении вечера. Дверь надрывно загудела, прервав общение магов. Аннушка вошла внутрь и замерла со свежим букетом в руках, удивленная присутствию у старого колдуна гостя.
Флоурайт, сообразив, что отнял у старика слишком много сил разговорами, встал.
- Мэтр Дионисий, я, должно быть, утомил вас.
- Ты что, уходишь, Фай?
- Да.
- Возвращайся поскорее!
Молодой маг, улыбнувшись, кивнул и вышел из дома, провожаемый теплым, благодарным взглядом старика.
Едва Флоурайт дошел до леса, он услышал торопливые мягкие шаги. Аннушка, добежав до мага, остановилась в метре от него.
- Ты ведь могущественный колдун, да?
- Немного, - ответил Фай и закинул руки за голову.
- Прошу тебя, - девушка прижала ладони к груди, - дай ему свою магию!
Флоурайт опешил от такой просьбы, но сумел натянуть на губы улыбку.
- Я решил не пользоваться ей, так что…
- Пожалуйста! Дионисий очень стар и скоро умрет. Помоги ему – отдай свою силу!
- Прости. Я не могу, - отрезал маг. Он несколько раз крупно моргнул, развернулся и пошел по ведущей к деревне тропе, ощущая спиной тяжелый неприязненный взгляд.

***

Вечер обещал праздник. Раз в месяц люди отмечали день жизни весельем, плясками и торжественным пиром. Дети плели венки и надевали их на всех. Курогане как лучший ратоборец должен был первым, по древней традиции, принять украшение из цветов, осушить кружку крепкого хмельного напитка и отведать пищи.
Фай суетился вместе с Моконой вокруг стола, ломящегося от разнообразных яств, отхватывая от каждого блюда по кусочку, желая все попробовать.
Шаоран и Сакура неловко кружились посреди шумного хоровода смеющихся девушек.
В эту ночь люди были обязаны радоваться тому, что у них было, чтобы потом получить от солнца его свет, а от облаков – дождь.
Один из мужиков, качавший на коленях двух ребятишек, неожиданно протянул низкую ноту, которую подхватили несколько десятков хрипловатых голосов. Мужчины пели дань небесам и вспоминали погибших, однако заунывная песня длилась не более пары минут, после чего задорно прогремел бубен, звон которого быстро потонул в хоре музыкальных инструментов.
Около часа длились танцы, после чего люди, устав и захмелев, уселись за столы и, радостно крича и переругиваясь, приступили к еде. Курогане был несомненным лидером торжества: он шутил, громко и самодовольно смеялся и что-то оживленно рассказывал, окруженный восхищенными слушателями.
Когда пир приутих и несколько женщин вышли, чтобы исполнить танец, посвященный солнцу, Курогане незаметно выскользнул из-за стола и отошел ближе к лесу, туда, где стоял, кутаясь в свои одежды, Флоурайт.
- Эй ты! – воин приблизился вплотную к магу. – Тебе не жарко летом в шубе?
- Курорин такой милый, - Фай попытался отойти на пару шагов, но рука Курогане крепко держала его за плечо. – А почему ты спрашиваешь?
- Ты ведь был ранен птицей, - красные глаза неотрывно впивались в лицо мага, следя за каждым его движением. – Покажи след.
- Но Куро…
- Раздевайся!
Вместо ответа колдун улыбнулся. Курогане стиснул зубы, отчего по его телу прошла нервная дрожь. Постоянная ложь Флоурайта приводила его в бешенство до такой степени, что он готов был удушить тощего мага, чтобы больше не слышать его вранья.
Фаю удалось вырваться из рук воина и скрыться среди танцующей толпы. Курогане последовал за ним, но быстро потерял из виду, и только полчаса спустя заметил белый силуэт, мелькнувший среди домов. Воин без труда догнал его и, волоча за воротник, затащил в хижину, отведенную местными жителями гостям.
Курогане резко прижал Фая к стене, сдавливая его тонкие запястья. Он приник к магу, лаская его лицо горячим дыханием, и, когда Фай дернулся, коснулся губами уголка его глаза, затем – ресниц, Флоурайт мелко дрожал, не пытаясь вырваться из сильных, властных объятий.
- Может, все-таки разденешься? – прошептал Курогане и несильно прикусил мочку уха Фая, подчинявшегося его движениям. Хмель беспощадно опьянял сознание, усиливался случайными прикосновениями воина.
Курогане опрокинул покорного мага на постель и стал быстро сдирать застежки его одежды. Флоурайт тщетно пытался унять блуждавшие по его телу ладони, то грубые, то аккуратные, и усмирить бешеное биение сердца.
Язык Курогане оставил горячий след на скуле, виске мага, его пальцы перебирали светлые локоны на его затылке, запрокидывая голову и открывая для ласк белую шею.
Воин снял с Флоурайта рубашку, скрывавшую белую грудь и, поднявшись, удовлетворенно отступил на несколько шагов, пристально глядя на Фая, а точнее – на ровные слои бинтов, зажимавшие рваную рану над бедром, оставленную птичьими когтями.
- И что это, маг? – язвительно поинтересовался Курогане, указывая кивком головы на проступившие на белых полосах ткани алеющие пятна крови, смешанной с сукровицей.
- Фу, Куроврун меня обманул! – Фай сел на кровати и придал лицу обиженное выражение.
- Почувствовал свое же оружие на своей шкуре, понравилось? – спросил воин, вспоминая, как маг часто подшучивал над ним подобным образом.
- Куропон такой злопамятный!
Курогане развернулся и, открыв дверь, услышал шум народного гулянья и голос Флоурайта:
- А продолжение?
Воитель скривил губы и отправился к танцующим людям. Если маг хочет врать, пусть врет. Главное, чтобы за его ложь не пришлось дорого платить.

Веселые девушки подхватили появившегося гостя под руки и закружили его в хороводе. Костры, громкое пение, разливающееся по окрестности, смех – все нарушало безмолвную черную ночь, окутавшую землю. Пенные напитки и жареное мясо, обильно натертое острыми приправами горячили свежую кровь, и вскоре Курогане начал получать удовольствие от созерцания пляски и от многих кокетливых, а порой и откровенных взглядов жительниц деревни, устремленных на него.
В этом мире было почетно иметь ребенка от могучих бойцов как замужним женщинам, так и не знавшим мужских ласк. Сразу три пары рук обхватили грудь и талию Курогане, завертели его, кто-то сунул ему в руки полную бутыль, и воин сразу же припал к горлышку, вливая себе в глотку обжигающую жидкость.
Чьи-то лица, шеи, спины мелькали перед глазами, сливались в пеструю массу, окружившую Курогане в блеске костров. Бесконечная толпа заполняла его сознание, люди хаотично метались, танцуя среди пламени, и сам воитель неожиданно понял, что его тело начинает двигаться по собственной воле.
Холодное прикосновение белых рук отрезвило Курогане. Ласковые ладони держали его лицо, утирая горячий пот со лба и щек, затем скользнули вниз по шее, плечам и остановились на левом предплечье.
- Ты ранен? – голос Аннушки отчего-то слишком отчетливо звучал среди криков празднества.
Курогане хотел вырваться, но целительница обвила его шею и положила голову ему на грудь, слыша учащенное биение его сердца.
- Это вороны? – спросила она
Курогане не собирался отвечать, сжимая талию девушки, казавшейся отчего-то непривычно соблазнительной в разорванной огнем ночи.
Аннушка вскинула русую голову и встала на цыпочки, прошептав в ему в ухо:
- Приходи утром ко мне, я помогу, - целительница быстро поцеловала воина в губы и, вывернувшись из его объятий, скрылась среди веселящейся толпы.

*** Часть 3. ***

*** Часть 3. ***


Драный разноцветный петух истошно проорал утро, неустойчиво шатаясь на крыше. Издав последний надрывный хрип, он грузно свалился вниз и заковылял к курятнику, собираясь отыскать себе курицу пожирнее.
Прозрачная вода, стекавшая с волос Курогане, блестела в свежих лучах. Он натянул чистую рубашку на мокрое тело и, взглянув на розовое солнце, сжал левое предплечье. Рваный след птичьих когтей не заживал, отзываясь тупой болью, и начал загнаиваться. Воин нашел взглядом белевший вдали среди деревьев небольшой аккуратный дом целительницы и сделал несколько шагов в его сторону.
- Ты куда, Курорин? – Фай стоял на крыльце, завернувшись в одеяло и сонно опираясь о косяк.
- Тебя не касается, - Курогане не замедлил движения.
- Не ходи к ней.
- Отвали.
Флоурайт сделал незаметное движение и оказался перед мечником. Положив руки ему на плечи, маг пристально посмотрел ему в глаза и вновь повторил:
- Не ходи.
Серьезный расчетливый взгляд голубых глаз пронзил Курогане, но тот только скинул сдерживающие его руки и оттолкнул самого Фая.
- Курорин, она не та, за кого себя выдает, и…
- А ты сам, - воин, отойдя на несколько шагов, остановился, но не обернулся, - какую роль играешь?
Флоурайт невольно отступил, смотря вслед удалявшемуся Курогане.

Дверь была не заперта и, едва слышно повернувшись на петлях, пригласила гостя в дом. Жилище Аннушки, опрятное и чистое, выглядело пустым, несмотря на многие склянки, баночки, травы, коренья и прочее и прочее. Курогане сделал несколько шагов по первой из двух комнат, в которой хозяйка принимала больных.
Послышался легкий шелест платья, – и в дверном проеме появилась Аннушка со свежевыстиранным бельем. Увидев гостя, она отставила стираные вещи и, подбежав к нему, аккуратно коснулась его плеча, ощущая под тканью его одежды неровный слой бинтов.
- Болит? – в больших карих глазах плескалась забота и сочувствие.
- Давай быстрее, - Курогане сел на небольшую табуретку, стоявшую посреди комнаты.
Пока он снимал рубашку, Аннушка расставляла на столе медикаменты. Разрезав рану Курогане и удалив гной, она ловко обработала ее и туго затянула повязку. Решив, что лечение окончено, воин поднялся, но был вновь усажен на табурет.
- Ты что… - начал было Курогане, но девушка прижала палец к его губам.
- Она так просто не заживет, - целительница положила одну ладонь на грудь воина, другую – на его рану и начала однообразно напевать. Жар ее рук давил на Курогане, вызывал тошноту, но снимал боль с раненого предплечья.
Аннушка, долго твердившая заклинание, почувствовала, как воин начал клониться в сторону. Она подхватила его, не позволяя упасть. Курогане, простонав, сдавил виски: перед глазами все плыло, в ушах монотонно стучало сердце, резкое дыхание драло горло. Он жадно пил поднесенную девушкой воду, стараясь унять головокружение.
- Исцеление отнимает много сил, - Аннушка влажной тканью вытирала спину и шею воина, внимательно наблюдая за ним. – Приходи завтра. Я наложу еще одну повязку и…
- Я понял, - Курогане надел рубашку и, покачиваясь, вышел из дома, к свежему воздуху.
Девушка, оставшись одна, присела на табурет и прижала горячие руки к груди. Пряди ее светлых волос, выбившиеся из толстой косы, скрывали довольную улыбку.

***

Фай проводил взглядом скрывшегося в лесу Курогане и обернулся на звук приближавшихся шагов. Шаоран и Сакура несли несколько корзин. Мокона, копошившаяся в одной из них, прыгнула на руки к Фаю.
- Нас попросили отнести это господину Дионисию, - Сакура подошла к Флоурайту. Он принял у нее корзину, полную разнообразной снеди, которую жители по обыкновению собрали для старика.
Фай вел своих спутников узкой, но ярко протоптанной тропой по светлому лесу к Птичьему мысу, недалеко от которого стояла почерневшая лачуга.
- Мэтр Дионисий! – негромко окликнул Флоурайт, боясь разбудить старого мага, однако тот не спал, бесцельно изучая залежи хаотично хранящихся артефактов и книг.
Старик поднял голову и, увидев стоящего в дверях знакомого, радостно ему улыбнулся, отчего у его глаз и губ протянулась сеть глубоких морщин.
- Мэтр, это мои друзья, Шаоран и Сакура, - Флоурайт, оставив корзины у стола, опустился у кровати, взяв в свои ладони сухую теплую руку. – Мы принесли посылки из деревни.
Дионисий благодарно посмотрел на Фая и перевел взгляд на незнакомых гостей не радушно, но и без неприязни. Его интересовал только молодой блондин как единственный, в ком он чувствовал родную, понимающую душу. Остальные же были ему равнодушны, их для него будто не существовало.
- Как вы, мэтр Дионисий?
- Как всегда, - старик подумал и добавил: - Как смесь сухожилий с мышьяком.
Оба мага улыбнулись простой шутке, понятной, однако, только им двоим.
Мокона прыгнула Фаю на голову, представляясь старому колдуну. Тот с неподдельным интересом осмотрел неизвестного зверя, подивившись неклассификации данного вида.
- Господин, вам лучше выйти на солнце, на улице тепло, - сказал Шаоран, ставя чайник. Старик будто не слышал его, однако, когда Фай повторил вопрос, старый маг покачал головой и пояснил:
- Я уже пятьдесят лет не видел света.
- Как же так? – Сакура сменила простыню, которой был укрыт Дионисий вместо одеяла как способ избежать жары, на свежую и села у его кровати, заботливо поправив посеревшую от многочисленной стирки наволочку.
Ответа не последовало, тогда Фай переспросил пожилого мага. Тот положил сухую руку ему на плечо, не поднимаясь со своего ложа, и сказал, задумчиво глядя в устремленные на него голубые глаза:
- Жизнь такая.
Старик облизал сухие губы и, посмотрев в маленькое оконце, начал говорить.
- Юн я тогда был и глуп. Не исполнилось мне тогда от роду и восемнадцати, когда я встретил девушку, в которую влюбился с первого взгляда. О, как она была красива! Да и сам я был недурен собою. Молодой, умелый маг в самом расцвете сил не зря привлек ее внимание. Летиция, моя прелестная Летиция! Как мы любили друг друга! Как я целовал твои светлые локоны, твои губы!.. Я делал все ради нее: жил, дышал, творил свои заклятья. Если бы она попросила меня умереть, я бы в то же мгновение лег бездыханным у ее ног. Я был счастлив тем, что она пела и танцевала для меня, что только мне было дозволено касаться ее тела, хрупкого, свежего, белого тела. Она была для меня единственной, но я не был единственным для нее. Гавриил! Как я виноват перед тобою! Простишь ли ты меня теперь, дряхлеющего и доживающего свои последние годы?..
Сухой кашель прервал рассказ мага, который, поборов боль старости, улыбнулся одними глазами и продолжил:
- Гавриил был братом Летиции, старше ее на год. Несмотря на разницу в возрасте, они были невероятно похожи: те же черты, те же мечты и вкусы. Они никогда не разлучались, заботясь друг о друге, ревнуя к каждому постороннему. Они создали свой собственный мир, в котором было место только для двоих. Как тогда, помню, как Летиция, моя драгоценная Летиция пыталась убедить брата в искренности моих чувств. Гавриил был неумолим! Каждый раз, когда он видел меня с ней, он гнал меня от Летиции пинками. Я не защищался, дав обещание моей любимой, что не причиню вреда ее брату. Да я и сам понимал, насколько дорог он был для нее, поэтому принимал все его побои. Он был непреклонен, я неколебим.
Жесткий, но в то же время искренний смех отразил на старческом лице грустную улыбку, пустившие длинные лучи морщин по серой коже, многие годы не видевшей солнца.
- Долго я пытался доказать Гавриилу, что достоин его сестры. Что я только ни делал! Проходил сквозь огонь и воду, приносил древнейшие артефакты, но он только брезгливо отгонял меня прочь.
Пожилой маг замолчал, погрузившись в свои воспоминания, нахлынувшие на него и поглотившие все его мысли. Фай бережно коснулся плеча старца, будто опасаясь, что его дряхлое тело рассыплется прахом.
- Что было потом?
- Потом? – переспросил колдун, очнувшись от полудремы памяти. – Потом Гавриил признал меня, да. Я любил волшебные песни Летиции, но сам нот не знал. Целый год она учила меня: слишком мудреными мне казались причуды музыки, и это учитывая то, что в магии я был одним из лучших. О, помню, прекрасно помню ту ночь… Мы много странствовали и в ту пору были в этих местах. Я написал песню для моей любимой, песню, в которую вложил всю свою душу, всего себя. Месяц освещал нас: меня и ее. Я стоял на Птичьем мысе на коленях перед Летицией и пел. Пел так, как никогда в жизни, и слезы отчего-то заблестели на ее бледных щеках. Лишь потом я осознал, что сам рыдаю, глядя моей единственной в глаза, такие же голубые, как у Гавриила и у тебя, - старик положил свою руку на ладонь Фая. – На следующее утро я проснулся с рассветом в своей комнате. На моей постели сидел Гавриил и неотрывно смотрел на восстающее солнце. Ощутив, что я проснулся, он повернулся ко мне. Он улыбался. В тот самый миг я понял, что их мир, в котором всегда жили только двое, обратился миром для троих, и третьим был я. За следующие полгода Гавриил стал мне братом, сам он относился ко мне так же. Мы стали очень близки, но главной наградой для нас было видеть счастливую улыбку Летиции. Никогда не забуду, как она всегда поочередно целовала меня и Гавриила и как он всегда тонко чувствовал, когда нам хотелось побыть наедине и оставлял нас. Его доверие и любовь его сестры – все, о чем я мечтал и что получил.
Старик принял протянутую Флоурайтом флягу с водой и жадно припал к горлышку.
- Эти пять лет я храню в своем сердце в мельчайших подробностях, как и гибель Летиции, моей Летиции… Мы втроем жили в большом доме, стоящем на стыке двух деревень. День ото дня к нам приходили люди со всей страны. Ко мне – просить сотворить мою магию, а я тогда не бросил своих занятий, к Гавриилу – лечить хвори и раны. Он был прекрасным врачом, он с рождения обладал потрясающим даром. А к Летиции приходили только ради того, чтобы услышать ее дивные песни. Однажды к Гавриилу зашла прокаженная – изнуренная многими болезнями женщина. Она взмолилась о помощи, и он не отказал ей, однако лекарств, необходимых для лечения, у него не было. Он ушел в город, что находился в десяти верстах от дома. Летиция, увидев несчастную, хотела облегчить ее боль и начала петь для нее. В зале они были наедине. Прокаженная долгое время слушала ее, но внезапно песня оборвалась. Я стоял тогда за дверью и внимал святым звукам голоса Летиции. Ощутив беду, я ворвался в комнату и увидел свою любимую. Она лежала на полу, в собственной крови, часто глотая воздух. Ее грудь была вспорота, она дрожала, умирая на моих руках, но я не мог ничего сделать. Я был слаб! Немощен! Ничтожен! Я был безволен перед ликом смерти. Летиция скончалась быстро. Я рыдал, держа ее в объятиях, моя магия была могущественна, но единственное, что было мне неподвластно, - это тот дар, которым обладал Гавриил. Много позже я вспомнил, как черный ворон, сверкнув человечьими глазами, взмыл в небо через открытое окно, оставив на подоконнике следы окровавленных когтей. Я стонал! Я изнемогал в слезах! Я готов был отдать свое сердце той единственной, кого я любил, той, что погибла у меня на руках от моего бессилия…
Маг закрыл глаза дрожащей сухой ладонью.
- Я и Гавриил… Мы долго не могли оправиться от удара. Мы стали ближе, чем когда-либо. Мы убрались из того дома, покинули страну и поселились в этих краях. Гавриил не винил меня, он не позволял мне наложить на себя руки, вновь и вновь возвращая меня в реальность, но сам… День за днем он менялся, все больше становясь похожим на свою сестру. Он не смог пережить разлуки и стремился заполнить эту пустоту, воссоздав в своей душе образ Летиции. Теперь он был внешне почти неотличим от нее: его жесты, манеры, слова… Я никогда прежде не слышал, чтобы он пел, но однажды я застал его за арфой исполняющим ее любимый романс. Я не верил собственным глазам. Мне казалось, будто сама Летиция вернулась, чтобы вновь дарить миру свои волшебные песни. Я упал на колени, моля Гавриила остановиться, замолчать! От слез я перестал видеть его лицо, но этот образ навечно отпечатался в моем сердце, а голос… Я проклинал его голос за то, что он звучал так же, как ее! В тот миг я ненавидел Гавриила, как и того, кто отнял жизнь моей любимой. Дни сменялись ночами, неделя текла за неделей, месяц за месяцем, и вдруг я понял, что больше не могу так жить. Находиться рядом с копией святой Летиции стало для меня невозможно. Несмотря на то, что я понимал, что с Гавриилом это происходило не по его воле, я не был способен простить ему этого.
Старик отнял руку от лица и положил ее на сердце, ощущая сквозь тонкую, простыню, которой был укрыт, его биение.
- У нас был обычай – каждое новолуние мы выходили на Птичий мыс, тот самый, где я был с Летицией, и с утра смотрели на море. К вечеру всегда появлялся почтовый корабль, белевший на водной глади широкими парусами, но мы не ждали писем. В тот день море дрожало, бушевало, штормило. Мы стояли на высоком мысе до темноты, а далеко внизу под нами мощные волны тяжело разбивались о камни. Гавриил смотрел на гневную стихию и неожиданно начал петь. Он исполнял ту самую песню, которую я создал для Летиции. Звук его голоса нарастал с каждой строкой, перебивая крики моря. Страсть и бешенство звенели в сотворенных мною нежных словах любви. Гавриил пел саму силу, вторя ее стону, ее зову. В серой массе неба блеснула молния, попытавшись снести нас порывом ветра. Я не смог более выдержать этого. Видеть того, кто так сильно напоминал Летицию! Мне было страшно, больно! Я схватил Гавриила за руку и толкнул его с мыса, туда, где властное море разбивалось в бессилии об острые скалы. Белая накидка слетела с плеч Гавриила, сам он, роняя в воздух прозрачные слезы, успел заглянуть в мои глаза до того, как стихия навеки поглотила его. А я смотрел и смотрел вниз. Несколько минут, несколько часов – не помню, не знаю! Моя душа умирала под хлеставшими полосами ливня от осознания случившегося. Я убил сразу троих: себя, его и ее. Я был безумен. Не представляя, что делать, я побрел к своему дому. Я колдовством уничтожил его и возродил не его месте прекрасный сад, а про́клятая ночь не кончалась, терзая меня. Я вновь вернулся к морю, я излил в него свою магию, не оставив ничего. Я навсегда отказался от прошлого и теперь был готов отказаться и от своей жизни, чтобы быть с ними и вечно молить их о прощении у их ног. Но я не смог! Земля сковала мое тело, не пускала к краю обрыва, за которым меня ждал свет и их песни. В исступлении я разрывал руками почву, в кровь разбивая пальцы, до мяса сдирая ногти. Я беззвучно кричал под жестокими слезами неба, срывавшимися на меня с беспредельной высоты, разрезанной телами молний... Меня нашли утром. Я был слаб, я молил о смерти, но был воскрешен людьми. Почему они дали мне кров? Почему они приходили ко мне, заботились обо мне? Почему же не дали умереть?! С того самого дня я никогда не выходил ни к солнцу, ни к луне. Я уже похоронен, но не в земле, а здесь, среди живых. Зачем тогда они снова и снова продлевают мои мучения? Я сам отвернулся от себя, тогда почему они?..
Старик тихо заплакал от боли и бессилия, вновь и вновь вопрошая небо, закатом утешавшее его сквозь маленькое оконце.

@темы: Sakura, Джен, Гет, Tsubasa:RC, Syaoran, Яой, White Mokona, Kurogane\Fay, R

---

[Atusik-tyan]

Существует яойное сообщество по паре Доумеки и Ватануки

Будем рады видеть вас ^_^

Согласованно с администрацией

@темы: Doumeki\Watanuki, Реклама

---

[Lazurit]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Пять копеек креатива.

[felandaris]

Название: "Раньше всё было проще".
Автор: йа.
Фандом: Tsubasa Reservoir Chronicle.
Жанр: angst, romance.
Пейринг: Куро/Фай.
Рейтинг: R?
Таймлайн: после Токио.
Посвящение:  Satella

Читать.

Раньше всё было проще. «Раньше» не имеет четких границ, «раньше» не измеряется временем. «Раньше» - это далеко позади, между мигом и вечностью, обретенным и потерянным. «Раньше» - гербарий, запрятанный в книге их бесконечного путешествия. Забытый, пересушенный кленовый листок.

Они всегда спят голова к голове. Старые привычки искореняются долго – «долго» по меркам любого, даже самого капризного к течению времени мира. Куроганэ не слышит дыхания спутника – Фай спит очень тихо – но может представить его мерно вздымающуюся грудь, щеточку ресниц на щеке, сведенные вместе брови. Он бездумно вытягивает руку: пальцы касаются шелковистых прядей. Бездумно – потому что мысли, сродни разговорам, имеют свойство всё портить. Не думать – универсальное спасение от определенного рода проблем.
- Куроганэ? – в произнесенном имени гораздо больше напряжения, чем хотелось бы им обоим. Ниндзя поджимает губы и слегка смещает ладонь. Большой палец проезжается по виску, и Фай едва слышно вздыхает. Небо здесь чистое, темное, бархатное, расшитое бриллиантами звезд. Он никогда не замечал этого раньше.
Шелестит сдвигаемый в сторону плед. Куроганэ чувствует, как по предплечьям бегут мурашки; ночной воздух обволакивает его холодной пеленой, вцепляется мертвой хваткой в колени, чтобы потом расползтись по всему телу. Он поводит плечами, прогоняя ощущение зябкости, и подбирается к магу. Глаза Фая горят золотом.
- Я не голоден, - говорит он, и его голос обманчиво ровен. Я вижу тебя, - торжествует Куроганэ, - я вижу тебя, омерзительная маска.
- На ладони царапина. Ты вздрогнул.
Фай шумно втягивает носом воздух.

Раньше всё было проще.

- Как его имя?
- Кого «его», Куропин?
Алкоголь мягко кружит голову, перед глазами плывет, и говорить становится чуточку легче. Он никогда не был красноречив, но сейчас это важно. Важно, черт возьми, - твердит себе Куроганэ, сопротивляясь укачивающей его колыбели сна. Он делает еще один глоток найденного в баре пойла. Напиток обжигает горло и свивается в желудке согревающей внутренности змеей. Приятно.
- Тот, от кого ты бежишь.
В воздухе не чувствуется льда, молчание не повисает между ними непреодолимой стеной, Фай не меняется в лице. Неправильные, лицемерные «не»!
- Уже поздно, - маг улыбается и поднимается с места, и ниндзя не может вспомнить, когда тот успел расстегнуть три пуговицы рубашки. – Нам нужно выспаться, завтра тяжелый день.
Куроганэ хочется рычать.
- Бесишь. Как. Же. Ты. Меня. Бесишь!
Можно было бы разбить бутылку – если бы не уснувшие на другом конце комнаты дети, он бы так и сделал. Ярость и досада мешаются в равных пропорциях, коктейль горчит. Губы Фая – не горчат, сладкие, почти приторные от съеденных пирожных – как он может есть эти невозможные сласти? – и терпко приправленные алкоголем.
- С тобой ничего не случится. Слышишь меня? С тобой ничего не случится.
Это похоже на горячечный бред. Он не знает, зачем повторяет это, как мантру, как отчаянное обещание – кому? Себе или ему?
- Куро-сама, - голос мага похож на шелест волн. Поэтичность никогда не была сильной стороной Куроганэ, но сравнение само легло на язык, - ты разбудишь детей.
- К черту, - сказано не сгоряча. Правда, к черту. К черту детей, осторожность, здравый смысл, гребаные перья, весь мир к черту. Всё, что сейчас имеет значение – это несвязное «Тебе больше не нужно бежать». Он не уверен, что маг понимает его, он не уверен, что вообще говорит это. Он думает, что раньше было проще. В том полузабытом «раньше», где его запястья не обнимали стальные браслеты симпатий и привязанностей.
Тело Фая плавится под его руками, становясь податливым, как пластилин. Куроганэ кусает его губы, уши, шею, гладит бока, мнет пальцами бедра. Он шепчет ему: «Ты – не его. Ты – мой, понял?», и подается вперед, так резко, что маг закатывает глаза.
Куроганэ любит так же, как сражается – неистово и беспощадно.
Когда их ладони соединяются, он хрипит: «Я защищу тебя».
И Фаю как никогда в жизни хочется поверить.

Порез наливается алым. Маг вздрагивает, когда с запястья срываются две капли и падают ему на колени, мгновенно впитываясь в темную ткань брюк.
- Пей уже.
Фай приникает губами к ранке, пробует ее языком. Куроганэ ловит себя на мысли, что это похоже на слабый электрический разряд, только в два раза острее. Он закрывает глаза, отдаваясь на милость вампиру. Пей, маг. Он всё еще называет его так про себя. Как будто и не Фай умирал на его руках и дышал тяжело, сбито, прося оставить вот так, с пустой окровавленной глазницей. Как будто и не Фай лишился половины своей магической силы; Куроганэ не знает, какова ее истинная мощь и не уверен, что хочет знать.
Фай медленно проводит языком по свеженанесенному порезу и мягко отстраняется. Ниндзя заворожено наблюдает за тем, как он облизывается, стирает пальцем кровь из уголка губ, поправляет завернувшийся внутрь воротник водолазки. Фай кажется ему очень хрупким. Куроганэ знает, что это не более чем иллюзия: он помнит, с какой силой могут сжимать тонкие пальцы, он помнит, что его плечи на ощупь как сталь, он помнит всё, каждую мелочь – и даже чуточку больше.
Ниндзя чувствует начинающееся головокружение.
- Я выпил слишком много, - говорит Фай, и горечь в его голосе слышится слишком явно. Он нарушает собственное табу, показывая больше, чем обычно. Невыносимые эмоции. – Раньше всё было проще, - маг криво усмехается, и Куроганэ чувствует, как падает внутри него незримая стена.
Фай не пытается вырваться из его объятий.
- Ничего не говори, ладно? – просит ниндзя, утыкаясь в светлое облако волос. Фай пахнет полевыми цветами и пылью дороги, корицей, мятой и кровью. Куроганэ жадно втягивает носом воздух, стараясь запомнить каждый нюанс его безумного, невозможного запаха.
Он никогда не узнает, что всё, что хочется сказать сейчас Фаю – это «Не оглядывайся назад».

End.

@настроение: active

@темы: Tsubasa:RC, Яой, Kurogane\Fay, R

---

Драббл 1.

[Martsello.]

Название: ***
Автор: Martsello
Фэндом: TRC
Пейринг: Курофай
Размер: 700 слов
Жанр: драббл
Об авторских правах и обязанностях: персонажи Кламп
От автора: решила пересилить себя и сочинить нечто, не подходящее под метку "ангст". Буду также весьма благодарна, если кто-нибудь сможет придумать название!



Фай танцующей походкой шагал по грунтовой дорожке рядом с угрюмым Курогане.
Поиски пера вновь не увенчались успехом, что не совсем положительно сказалось на настроении воина. К тому же докучный маг назойливо мелькал перед глазами
Парк, несколько улиц – и они уже дома, а там сытный обед и спасительный душ.
Курогане зевнул, на мгновение отвлекшись.
- Курорин! – Фай тотчас воспользовался столь удачным случаем и, запрыгнув сбоку на воина, повалил его в кусты. – Поцелуй меня, Курорин!
Маг сидел верхом на Курогане и потому почувствовал, как тот начал дрожать от закипающей ярости. Через несколько секунд Фай перемещался к ближайшему орешнику в свободном полете, сопровождаемый рычащим «пошел прочь!».
Пару минут спустя Флоурайт догнал Курогане и начал на ходу заботливо выбирать листья из его волос, едва поспевая за быстрым шагом высокого мечника.
- Фу, Курорин такой вредный, - начал возмущаться Фай, косясь на молчащего воина. – Я тебе разве не нравлюсь?
Курогане резко развернулся, схватив мага за запястье.
- Ох, мне больно, Куро…
- Трус! – воин презирал фальшивую улыбку Флоурайта, отпечатанную на бледном лице. – Не желаю рожу твою видеть.
Он небрежно отпустил руку Фая и, не оборачиваясь, направился к большим открытым воротам, разделяющим парк и асфальтированную улицу.
По дороге бежала женщина, призывая людей криком.
Пожар!
Курогане, увидев дым, метнулся в его сторону. По мере приближения к пожарищу появлялось все больше жителей с ведрами, кувшинами, корытами с водой.
- Есть там кто? – Курогане схватил одного мальчишку, рыдающего в стороне. Тот часто закивал и взвыл сквозь слезы:
- Мама… Дина… Ливия…
Алое пламя золотыми отливами лизало полыхающее здание, из которого клубами валил черный дым. Огонь глотал стены, переламывал деревянные перекрытия, с треском рушившиеся под неумолимой силой. Неудержимая стихия уничтожала все на своем пути, не оставляя попавшим в его объятия ни малейшего шанса на жизнь.
Никто не осмеливался приближаться к пылавшему зданию. Крики, доносившиеся из него, заглушались жестокой песней ликующего огня.
Курогане продирался сквозь толпу, превозмогая нестерпимый жар. Неожиданное прикосновение холодной руки остановило его.
- Я пойду, - шепнул, касаясь губами уха воина, Фай и исчез во чреве бушующей стихии.
Огонь неистовствовал в дикой пляске. Огонь поднимался к небу, обжигая его. Огонь осыпал голубую гладь смехом тысячи искр. Огонь закрывал солнце, возомнив себя единственным светилом.
Курогане услышал громкий звук, резко ударивший по барабанным перепонкам. Одновременно лопнули стекла десятка окон, разлетевшихся под давлением блестящими брызгами. Воин выхватил у кого-то ведро воды, опрокинул его на себя и рванулся к плещущемуся в огне парадному входу.
Горожане пытались остановить его, называя самоубийцей и не позволяя приблизиться к объятому пламенем дому.
Секунды текли за секундами, цеплялись друг за друга и оттого замедляли время, растягивая каждое мгновение.
Полминуты. Минута, две.
Из огненной завесы появился Флоурайт.
Серьезный взгляд и улыбка на лице.
Он держал на руках трехлетнюю девочку. Ее мать и старшая сестра остались навечно погребенными в ненасытной глотке пламени.
Местные забрали ребенка, а Курогане, схватив мага за рубашку на груди, притянул его к себе. Обожженная местами кожа Фая покраснела, глубокие царапины на руках обильно кровоточили.
- Ты рехнулся? Что ты там забыл? – Курогане тряхнул за плечи Флоурайта. Тот болезненно скривился, но затем снова посмотрел в глаза воину и улыбнулся:
- Я все еще похож на труса?
Курогане отобрал у пробегавшей мимо горожанки кувшин с водой и выплеснул его содержимое магу в лицо.
- Как можно быть таким идиотом! – бросил воин, направляясь прочь от пожарища.

Сакура, услышав стук, открыла дверь. На пороге стоял мокрый улыбающийся Фай. Бинты на его руках пропитались свежей кровью и водой, спадавшими с кончиков пальцев, смешиваясь, красноватыми каплями.
Флоурайт, объяснив все банальным падением, одарил Сакуру теплым взглядом и пошел в ванную.
Холодные струи ласкали ожоги, смывая боль, кровь и пот.
Маг изогнул губы в едкой усмешке. Он ненавидел огонь так близко, слишком горячо.
Полчаса спустя Флоурайт устало рухнул на кровать. Свежие повязки, заботливо наложенные Сакурой, приятно холодили кожу. Мягкий свет закатного солнца заполнил золотом комнату. Маг закрыл глаза и незаметно погрузился в спокойный исцеляющий сон.
Фай не услышал, как хлопнула входная дверь, как по мягкому ковру коридора прошел Курогане, вернувшийся домой с бальзамом из алоэ и облепихи.
Воин заглянул в спальню. Флоурайт, обнаженный по пояс, лежал, свернувшись, на кровати. Курогане сначала хотел разбудить его прицельным пинком, но, подойдя к нему, переменил свое решение. Фай улыбнулся сквозь сон.
Грудь мага вздрагивала под мерными ударами сердца, легкий румянец, оттеняющий щеки, свидетельствовал о глубоком естественном сне.
Курогане, заметив блестевшую ресницах Фая одинокую каплю, склонился к нему и аккуратно коснулся губами уголка его глаза, выпив соленую слезу.
Фай снова улыбнулся сквозь сон.

@темы: Fay, Джен, Kurogane, Tsubasa:RC, Яой, Kurogane\Fay, PG-13

---

мурк..

[[Гер]]

и такое бывает...
ну что ж,
так как лотерею я пропустил,
отмечусь хоть так...

рисунок: Сюичиро Кудо (Wish) и Субару Сумераги (TB)
текст: Казахая (LD) и Субару (TB)
http://www.diary.ru/~foreverclamp/p66195619.htm

(обидно..
такие пары,
а я так прошляпил.. )

@темы: Tokyo Babylon, Lawful Drug, Subaru, Kazahaya, Лотерея, Wish